Путь кама (СИ)

Зима на Ольхоне, наконец, отступила, и первый весенние растения стали пробиваться сквозь толщу снегов, чтобы получить долгожданные крупицы света и тепла. Река Сивир вскрылась, забурлила, понесла по своим венам прошлогодние льдины. Она как можно скорее хотела избавиться от обездвижившего ее рабства. И весна помогала ей в этом, не могла иначе.

Неровные края льдин хрустели и ломались, крутились в воде волчком, прибивались в заводях к берегам, дабы отдохнуть и набраться терпения перед последним путешествием. Если бы ни дневное светило, они вечность сплавлялись по руслу реки, найдя, в конце концов, пристанище где-то в заболоченной низине с духами жаб и пиявок.

Мархи открыл глаза. Его мутный взгляд уперся в серую перину облаков, медленно плывущих в сторону пика Кайласа.

Пушистая влага почти не меняла формы, оставалась безучастной к потокам ветра, которые гнали ее к вершине божественной горы.

Да, по поверьям там, на Кайласе были ступени к небесным вратам, а за ними жили, наслаждались вечностью пресловутые повелители трех миров: тэнгри и их потомки: ханы и хаты. Ольхон, созданный когда-то первым шаманом, был точной копией тех мест, откуда боги благословляли Срединные миры, и также как они, этот Ольхон имел мост с Вечным Небом.

Под лопаткой Мара заныло, и он поневоле дернул плечом. Раздался всплеск. Ему внезапно стало холодно и мокро.

Что? Вода?

Еще какая!

Вокруг него бурлили, вздымались потоки, обжигая и сковывая каждый сантиметр плоти. Жуткие и опасные, они терзали все, что попадалось на их безумном пути. И Мара. Нет, не так. Это он плыл по горной реке, подобно погибающим льдинам, и сам бросал вызов непокорной стихии, в которой оказался.

Минуты жизни шамана были сочтены. Ни один организм, даже самый выносливый, не справился бы с такими силами природы. А его изможденное тело и подавно.

— Мархи! — раздалось совсем близко.

Мужчина повернул голову разглядеть голосящего человека, но хлебнув жидкого льда, вновь вытянул шею вперед.

— Мархи, я пришла за тобой! — девичий голос с нотками истерики гневился, что ему не отвечают.

— Клубничка? — выдохнул кам и тут же погрузился всем телом в реку.

Боль в спине тут же прошла, чувствовать что-либо кожа отказалась, а рецепторы… А рецепторы решили, что их час настал, и отключились все разом.

Мархи зажмурился, отчего красивое смуглое лицо его покрылось морщинами страданий и превратило юные черты в маску старика.

Белый хранитель. Там, на планете водяных он, наконец, встретил духа, старого знакомца с Земли, но как только из пучин бессознательного показалась хищная морда зверя, сам Мар отключился.

Поговорить не пришлось, а жаль. Весна не дала им надежды на мирное сожитие, она призвала хищника из спячки, однако заставила человека уснуть до тех пор, пока бессмертный ни насытится и ни покажет свою истинную мощь.

Интересно, показал? Этого шаман не помнил. Черные фигуры, отсветы фонаря, разбитые капсулы с мертвыми уродливыми подопытными: на этом память обрывалась. И лишь издалека, из глубин восприятия до него доносились тонкие голоса, пробивающиеся сквозь кисель страстей. В них был и рев ие-кыла, и едва различимая человеческая речь.

На Ольхоне в водяном потоке медведь не показывал себя. Спрятался за обыденной и привычной остальным личиной кама. Он знал, видел черными глазами человека все, что делалось вокруг, однако открывать звериное нутро не торопился. Быть может, его измотали непрерывные скитания по Срединным мирам или он просто-напросто насытился.

Шаман вздрогнул и из последних сил дернул ногами, которые едва ощущал. Времени на размышления о былом у него не осталось, ведь тело охладело настолько, что последние искры разума слились в непрерывный поток белого сияния. Чувства стали угасать. Теперь Мар находился между двумя ступенями бытия. И одной стопой почти опустился на самую нижнюю.

«Не хочу больше» — наконец, решил он и безвольно расслабился.

Тут же, будто с издевкой, зазвенел знакомый голосок:

— Эй, сопляк, куда собрался? Ты же обещал меня найти!

Внутри Мара вспыхнуло пламя. Он распахнул глаза, в которых мелькнула бурая искра радужек ие-кыла. Умереть? Сейчас? Что за чушь он придумал? Тупень, нельзя! Не время!

Теплая волна разлилась по телу, и холод, только что сковывающий Мархи, стал уходить. Он не только согрелся сам, он невольно подогрел этим жаром воду, в которой кувыркался, почти добравшись до дна.

Мышцы налились силой, напряглись до звона сухожилий. Ноги встали на гальку, оттолкнулись и устремили парня наверх, к воздуху и весне. Спустя полчаса промерзший до костей, но пышущий внутренним огнем шаман выбрался на берег. Плыть против течения было делом рисковым, почти безнадежным. Слава тэнгри, он справился. Значит, сегодня не день, когда они призовут его ами, значит, время на жизнь еще есть.

В кармане черной льняной рубахи хранились спички.

Когда-то славный повар Тимур подарил ему коробку в полиэтилене и наказал беречь до самых страшных времен.

«Когда не будет иного путятки и на Ольхоне застоится зима — обогреться», — проговорил он, засовывая подарок в узкий кармашек на груди подростка.