Путь хирурга. Полвека в СССР

Ирина жила с матерью в двух небольших комнатках коммунальной квартиры. Даже это казалось тогда хорошо — все-таки не одна комната. И логично было предполагать, что ее мать отдаст нам одну, поменьше. Но моя будущая теща — Мирра Моисеевна Вермонт — с самого начала сочла меня не очень подходящей партией для ее дочери. Кто я такой? — мало зарабатывающий врач с малоперспективным будущим. Сама она была вдовой двух довольно известных писателей, у нее остались от них деньги, круг ее знакомых состоял из людей искусства — элиты московского общества. Она не собиралась стеснять себя для нас и ютиться в одной комнате. Ирина ее ни о чем не просила, а я, естественно, ни о чем не просил Ирину. Так мы с ней крепко любили друг друга, но жили раздельно почти целый год. По счастью, теща вела светский образ жизни и часто проводила вечера и полночи в обществе своих друзей. Тогда мы могли наслаждаться друг другом.

С тех пор прошло почти пятьдесят лет нашей счастливой совместной жизни, но я с наслаждением вспоминаю весь наш молодой роман, день за днем. Я думаю, что для нас тогда самым правильным решением было не принимать никаких решений — это любовь! Только так, по-моему, и надо жениться и выходить замуж.

Ну а то, что у меня были до Ирины серьезные увлечения, это только помогло мне сделать правильный выбор. Есть такая американская поговорка: «Before You meet the Handsom Prince You have to kiss a lot of Toads («Прежде чем ты встретишь прекрасного принца, тебе придется поцеловать много разных жаб»). Это из сказки и звучит в отношении женщин. А в отношении мужчин это можно переделать так: «Прежде чем ты встретишь прекрасную принцессу, тебе нужно перецеловать много лягушек, чтобы суметь понять — кто твоя принцесса».

Корней Чуковский и Борис Пастернак

Что без страданий жизнь поэта,

И что без бури океан?

Лермонтов

В один из воскресных дней осени 1956 года я поехал познакомиться с Корнеем Чуковским. Он жил за городом, в дачном поселке писателей Переделкино. Я писал ему, что возвращаюсь в Москву и что хочу поступить на вечерний факультет Литературного института — для второго образования. Он ответил мне приглашением приехать.

Чуковскому было тогда семьдесят четыре года, он оставался одним из последних гигантов классической русской литературы и культуры конца XIX и начала XX веков, был самым известным литературоведом и критиком, дружил и работал с Репиным, Горьким, Блоком, Буниным, Ахматовой, Гумилевым, Мандельштамом и многими другими выдающимися людьми русской культуры. Даже Лев Толстой, в конце жизни, читал его критическую статью и похвалил ее. Для меня Чуковский был кумиром в поэзии для детей, прямым учителем, а теперь и редактором моей скоро выходящей книги.

Я волновался всю дорогу до Переделкино. Во дворе двухэтажной желтой дачи высилась фигура гуляющего хозяина, под два метра ростом. Он заинтересованно всматривался.

— Здравствуйте, Корней Иванович! Я доктор Владимир Голяховский.

Он вскричал высоким фальцетом:

— A-а, это тот поэт, который называет себя доктором, и тот доктор, который хочет поступить в Литературный институт. Ни в коем случае этого не делайте, — он помахал передо мной пальцем. — Они там пишут плохие стихи, читают их друг другу и приучаются плохо писать.

Так с первой фразы я получил и его высокую оценку, и деловой совет.

— Ну, рад с вами наконец познакомиться. Пойдемте в кабинет.

Он расспрашивал меня о жизненных и литературных планах. Представляя себе, что он так же разговаривал с историческими фигурами русского искусства, я отвечал смущенно и робко. Вдруг он сказал:

— Знаете, я пришел в восторг от вашей «Сказки про Ершонка». Если бы я написал такую сказку, то считал бы свою годовую программу выполненной.

Я совсем смутился: сам Чуковский сказал про мои стихи «если бы я написал такое».

А он, без тени какого-либо превосходства и назидательности, обсуждал со мной порядок стихов в моей книге и по-дружески, как равный равному, подсказывал исправления.

— Вы принесли мне что-нибудь новое? — взял три стиха, но читать не стал, а предложил: — Пойдемте во двор, у меня в саду всегда гуляют соседские детишки, сейчас мы проверим ваши стихи на них.

В небольшом саду позади дома бегало пять-шесть детей возраста от четырех до семи-восьми лет. Чуковский позвал:

— Ребята, ребята, идите сюда, я прочту вам новые стихи.

Очевидно, они привыкли к такому и сразу резво подбежали. Мы уселись на скамейку, они — вокруг нас, и он стал читать мои стихи. Я подумал: «Какая высокая честь для меня — сам Чуковский читает детям мои стихи!». Читал он с усиленной интонацией, делал паузы и посматривал на ребят. Когда они смеялись или выражали интерес, он одобрительно кивал. Когда они отвлекались или не реагировали, он молча указывал мне пальцем на те строки. Мы опять пошли в дом, пить чай.

— Старайтесь всегда проверять свои стихи по реакции детей — они лучшие критики.

— Корней Иванович, где мне брать детей, если я все дни провожу в больнице с больными?