Все обернулись. Катя стояла в двух шагах от явно смущенного Гаджета и гневно смотрела на него.
— Что случилось? — послышался мягкий голос Рата.
— Он… он был в моей голове! Он читал мои мысли!!
Рат понимающе кивнул, а затем спросил:
— И что?
— Как что?! — возмутилась Катя. — Он… он… залез в мою голову! В мое… приватное пространство.
— А ты?
— Я… — тут Катя слегка смутилась. — Ну… я не хотела. То есть я даже не думала, что это… ну, так получится.
— И это тебя извиняет, — вновь понимающе кивнул Рат, — а Борис, значит, все прекрасно знал, представлял, и все равно, значит, делал. Так?
Катя, подумав, нехотя покачала головой.
— Нет, наверное… откуда он мог знать.
Рат демонстративно задумался.
— Хм… тогда какая-то нестыковочка получается. То есть то, что вполне оправдывает тебя, ничуть не оправдывает его. Или я что не так понял?
Катя неуютно поежилась, но потом упрямо тряхнула челкой.
— И все равно… нельзя так.
— Как?
— Лезть человеку в голову. У человека всегда должно быть приватное пространство.
— Что? — изображая непонимание, переспросил Рат.
— Приватное пространство. Ну, некое место, где он мог бы побыть один. Совсем. Без никого.
Рат удивленно покачал головой.
— Как это?
Катя недоуменно уставилась на него.
— Ну… я смотрела передачу. И там один психолог, говорил, что…
— Подожди, — Рат нахмурил лоб, — я ничего не смогу поделать с тем, что ты веришь тому, что говорят по телевизору. Но… ведь ты уже сама сумела почувствовать. Увидеть, что Он есть. Так?
— Ну… да.
— И Он в тебе. Ибо по-другому невозможно. Если ты есть, значит, в тебе частичка Его, ибо вне Его ничего существовать не может. И то, что ты не верила в Него, и не могла Его почувствовать — ничего не меняло. Так?
Катя медленно кивнула.
— Так о каком приватном пространстве ты говоришь? — Рат сделал паузу и обвел всех удивленным взглядом, как бы предлагая всем поудивляться вместе с ним.
— Ведь Он
Катя медленно кивнула. Она уже, как и они все, перешла в режим напряженного осмысления. Все, о чем говорил Рат, требовалось не просто запомнить, а именно осмыслить, пропустить через себя, примерить на себя и, если оно все-таки еще вызывало отторжение, найти то, что являлось его причиной. И еще раз взвесить, насколько оно, то, что вызывает отторжение, все еще тебе нужно. Не мешает ли оно тебе двигаться вперед, и тогда его следует со спокойной душой отринуть, отбросить.
— И если Он, Высший судия, — продолжил Рат, — уже и так знает
— Так
Катя несколько мгновений стояла, напряженно нахмурив лоб, а потом подняла голову и, бросив взгляд на Гаджета, тихо произнесла:
— Прости… — а затем, повернувшись к Рату, попросила: — А можно я… потом… ну, когда немного разберусь там, у себя. Сама… — и она тряхнула головой, будто указывая себе на лоб.
— Конечно, — улыбнулся Рат, — я так понял, что… это требуется всем?
И каждый из шестерых молча кивнул в ответ.
— Ну, тогда — в обратный путь.
— Как?! — возмутился Гаджет. — Живого ж места нет…
— А ты уверен? — хитро прищурился Рат.
— Да… — начал Гаджет и осекся.
И все удивленно уставились друг на друга. А Барабанщица недоверчиво прошептала:
— Так ты чего, Джавецкий, мозоль мне залечил, что ли?
И Данька растерянно кивнул. Он и сам не чувствовал ни капли усталости и никакой боли в мышцах. Наоборот, мышцы были переполнены звенящей силой и здоровьем, как будто он недавно проснулся после долгого и крепкого сна и даже успел слегка размяться…
Обратный путь они проделали едва ли не в два раза быстрее, чем путь на ту сопку. Причем только уже на подходе к поселку Данька обнаружил, что как только мышцы вновь начинают наливаться усталостью, а вещмешок тяжелеть, он, чисто рефлекторно, соскальзывает сознанием в то состояние, в которое он погружался, когда читал молитву. Только теперь даже слова были не нужны. И там, в этом состоянии, все быстро проходило — и усталость, и тяжесть, и боль…
А когда он догнал Рата и поделился с ним своим открытием, тот только улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
— А ты что, все еще считаешь, что молитва — это слова?..
В поселке их встретил рассерженный Алексей Юрьевич.
— Почему вы ушли ночью, никого не предупредив?
Рат взмахом руки отправил их умываться и переодеваться, а сам, повернулся к полковнику, мягко спросил:
— Алексей Юрьевич, а разве я кого-нибудь когда-нибудь предупреждал?
Полковник смутился.
— Нет, но… я же отвечаю за вас.
— Перед кем?