Путь колеса

— Условия действительно гнусные, — сказала Анна. — О работе по силам были только разговоры. Легких камней не бывает. Кроме того нельзя забыть, что они покрыты человеческим раствором. Платье рвется. Расценки такие, что женщинам там нечего делать. Я работаю, потому что у меня крепкие руки.

Смелт оглядел ее руки с удовольствием и в то же время с беспокойством. У себя в конторе он боялся клиенток с крепкими руками. Ему казалось, что они будут его бить. В самой глубине души он понимал, что он этого заслуживает.

— В нашей бригаде хорошо зарабатывает только один человек, — продолжала Анна. — Но он мародер. Он лазит по этажам и находит кое-какие вещи. Его специальность — золотые зубы у трупов. Он выламывает их гвоздем. Не всякий пойдет на это.

— Мрачная картина, — соглашался Смелт, записывая.

— Неудивительно, что женщины бегут оттуда.

Он писал и между делом замечал обстановку. Он увидел газету, закрывавшую кровать, голый стол. В комнате ничего не прибавилось к тому, что в ней было до вселения Анны: ни посуды на столе, ни книг, ни платья на стене. Ничего и не могло прибавиться у женщины, явившейся в Лондон с походным мешком за спиной.

Он прикинул в уме, во что ей каждый день обходится комната, — об этом ему также не надо было спрашивать ее — вычел эту цифру из дневного заработка, разницу разделил на стоимость фунта хлеба. Получилась цифра, вызвавшая у него усмешку.

Смелт верил в арифметику. Ему даже казалось, что пришло время извлечь на свет грустную и понимающую улыбку, которую он приберег для Анны. Однако, приглядевшись, понял, что улыбаться еще рано, что сейчас его улыбка не будет оценена Анной как следует.

Если б он был проницательнее, он бы понял, что улыбаться ему вообще не придется. Ибо, даже оставаясь в пределах арифметики, он увидел бы, что цифры были совсем не те, какие подсовывал естественный ход вещей. Другие люди, не спросясь его, внесли в его арифметику поправки.

За стеной сидел Брисбен, ожидавший, пока уйдет Смелт, чтобы возобновить работу аппаратов. Перед ним был листок с цифрами — отчет в расходах на содержание радиостанции. Одна из цифр обозначала стоимость комнаты Анны. Ибо станция могла работать лишь в том случае, если все три смежные комнаты были заняты подходящими людьми, и нельзя было ставить работу в зависимость от того, найдутся ли у них в нужный момент деньги. Стоимость комнаты Скруба также имелась в счете, но около нее стоял вопросительный знак, и она была перечеркнута.

Если б Смелт пошел дальше и заглянул в мемуары Скруба, он бы понял также, почему его цифра была вычеркнута из счета. Ибо всего лишь за день до этого Скруб записал:

«Поразительно! Только в большом городе бывают превращения. Я опротивел всем. Консул перестал принимать меня. Отмечаю как факт: я пытался продать путевую книгу. Но за нее мне предложили слишком мало. Я вернулся в „Шарлотту“, радуясь, что эта причина помешала мне продать друга. Я был голоден. На мне не было ни одной тряпки, которая уже не была бы обменена дважды и трижды. Я осмотрел углы, где могли быть пустые бутылки, и на полу под дверью нашел телеграмму, которую прежде не заметил. Заседание президиума географического общества состоялось. Мне ассигнована сумма на новую экипировку и на окончание пути. Я получил несколько пачек денег. К сожалению, в этот день, когда я мог пообедать как следует, у меня пропал аппетит. Половину денег я отнес Анне Дар-рель. Я сказал, что даю их ей дружеской рукой. Она ответила, что ее дела не так плохи, и не взяла денег. Она была со мной очень добра»…

Если б Смелт знал все это, подсознательная работа его загадочной души остановилась бы сама собой. Когда было надо, он умел ее вовремя останавливать. Но он был во власти арифметики и, кончив деловой разговор, смягчил обследовательский тон и перешел на посторонние предметы.

— Если б я жил в вашей комнате, — сказал он, оглядывая стены и не собираясь уходить, — я бы устроил ее по-другому. Сейчас в ней слишком голо. Непохоже, что живет молодая женщина. Можно поставить на стол цветы, и она будет выглядеть иначе. В ней не хватает цветов…

— В этой комнате многого не хватает, — ответила Анна без желанья продолжать разговор.

И Смелт, поняв, что его ухода ждут, подобрался и откланялся.

Немного позже он сделал еще одну попытку подойти к ее душе. Через четыре дня исполнились две недели работы Анны за проволокой, и ей полагалось уплатить в его контору двухдневный заработок. Анна принесла деньги, но Смелт, всегда охотно принимавший взносы, на этот раз усомнился в своем праве брать деньги.

— Разве мне с вас что-нибудь причитается? — удивился он, нерешительно отстраняя деньги. — Я должен подумать. Это была временная работа. Она не в счет. Вы уплатите мне позже, когда я найду вам действительно подходящую работу…