Путь колеса

Люди в Клифтоне думали о пропитании. Грузы припасов по инерции продолжали прибывать из Америки, но все с большими промежутками, после того как выяснилось, что клифтонцам нечем платить за них и припасы захватывались и распределялись между жителями бесплатно. А еще позже была учреждена воздушная заградительная линия, предназначенная для предохранения Америки от разрушительного действия европейского пожара, и всякое движение через океан стало невозможным.

Клифтонцы вернулись к земледелию, воскресив допотопные приемы обработки земли. Если у человека был свой участок земли, он мог считать себя спасенным от голодной смерти, если только ему удавалось избежать нападений голодных людей, выползавших изо всех щелей и совершавших убийства ради куска хлеба. Совесть и жалость, столь обычные в былое время, стали редким явлением при такой жизни.

В числе людей, покинувших город и перешедших к земледелию, был инженер Магнус Идола, поселившийся вместе с дочерью в уединенном покинутом доме в нескольких милях от Клифтона. Он был ученый-изобретатель и фантазер в былое время, когда он пользовался некоторым авторитетом в теории взрывчатых веществ, пока слава Нордена, изобретателя перманентной бомбы, не отодвинула его имя в тень.

Это был упорный, необыкновенно работоспособный человек, не завидовавший чужим открытиям, но умевший извлекать из них пользу для своего собственного, долго им подготавливаемого изобретения, которое должно было затмить все, когда-либо придуманное человечеством в области разрушения. Его не считали ни гением, ни безумцем. Он просто сошел со сцены, и об Идоле не вспоминали. Он совершал продолжительные и опасные поездки к ядовитому озеру на месте прежнего Дублина, исследуя его свойства. И здесь, на берегу хаоса, его воображением владели картины разрушений такого размаха, в сравнении с которыми зеленые озера Нордена были лишь детской шалостью. При всем том по внешности это был скромный и тихий человек, в котором, за исключением некоторых странностей, извинительных для ученого, ничто не говорило о владевшей им чудовищной страсти.

2

Его дочь, семнадцатилетняя Юлия Идола, жила с ним и заведовала его хозяйством. Ее детские годы совпали с периодом войн и потрясений, в эти годы она пережила переход от богатства к нищете, и ее характер сложился под влиянием противоречивых впечатлений той поры. Она выросла красивой жизнеспособной девушкой, с широким взглядом на людей и мир, с оттенком суровости и прямоты в характере.

Когда ей было десять лет, отец взял ее с собой в кругосветное путешествие. Это была запутанная цепь воздушных и морских рейсов через океаны и вдоль и поперек материков, прерываемая остановками в городах с непонятно звучавшими названиями. Инженер Идола редко останавливался в больших городах. Странным образом ему всегда требовалось слезать в таких местах, где никто, кроме него с дочерью, не высаживался. Он был химик-исследователь и рыскал по свету в поисках залежей танария. Тысяча пудов танариевой руды после очистки давала фунт танария, тысяча фунтов танария после переработки давала три зерна гелидия, а Идоле для его опытов требовались миллионы таких зерен, и оттого он неустанно носился по свету, разыскивая танарий, и его пути лежали в стороне от больших международных дорог.

Юлия была с ним. Чудеса мира открывались ей, и она смотрела на них с спокойствием людей конца столетия. Люди в прошлом чаще удивлялись, чем люди последних лет столетия. Старый Идола, дед Юлии, рассказывал, что в молодости он пережил однажды сильное изумление при известии, что некий Блерио перелетел Ла-Манш. «Но, — прибавлял старик, — я не помню, чтобы я удивлялся чему-нибудь еще с тех пор». Удивление исчезло из мира. Юлия была дочерью человека, который с детства сроднился с мыслью, что все на этом свете достижимо и ничему не следует удивляться, а спокойствие было у ней в крови.

Юлия была с отцом и странствовала по свету, опираясь на его руку. И всегда ей казалось, что мир был создан для нее. Финиковые пальмы в Бушире росли для того, чтобы она могла срывать плоды с их ветвей, вода в океане была так горька только для того, чтобы поразить ее своим вкусом, для нее устраивались солнечные закаты на Цейлоне, а у верблюдов в Иране были горбы на спине для того, чтобы удобнее было сидеть между ними маленькой королеве.