– Ну? – нетерпеливо спросил Каладин. – Что она ответила?
– Завернувшись в одеяло, не сводя испуганных глаз со своей родины, она сказала: «Странник, разве ты не видишь? Если император мертв и был мертв уже много лет, то убийства, которые мы совершили, лежат не на его совести, а на нашей собственной».
Каладин выпрямил спину. Хойд уже не говорил с ним насмешливым, шаловливым тоном, как раньше. Больше никакого притворства. Никаких острот, предназначенных для того, чтобы сбить с толку. Эту историю он рассказал от души, и Каладин осознал, что потерял дар речи. Он сидел и думал об острове и ужасных делах, что там творились.
– По-моему… – наконец проговорил он, облизнув пересохшие губы, – по-моему, я только что видел проявление ума.
Хойд вскинул бровь, глядя на Каладина поверх своей флейты.
– Помнить такую историю… – прибавил Каладин. – Рассказать ее так продуманно…
– Поосторожнее с тем, что говоришь, – заметил Хойд с улыбкой. – Если хорошая история – это все, что ты считаешь проявлением ума, то скоро я останусь без работы.
– Ты разве не сказал, что и так лишился работы?
– Верно. Король наконец-то не может острить. Интересно, что он теперь будет делать.
– Хм… тупить? – предположил Каладин.
– Я передам ему твои слова, – заметил Хойд, и глаза его сверкнули. – Но думаю, это неточно. Острить способен любой, кроме тупицы. Что же такое остроумие?
– Я не знаю. Может, что-то вроде спрена в голове, от которого начинаешь соображать быстрее?
Хойд склонил голову набок, потом рассмеялся:
– Ну что ж, это объяснение ничем не хуже других.
Он встал и отряхнул свои черные брюки.
– А все, что ты рассказал, случилось на самом деле? – спросил Каладин, тоже поднимаясь.
– Возможно.
– Но как же люди про все узнали? Деретиль и его команда вернулись?
– Если верить некоторым историям, да.
– И как они смогли? Великие бури дуют всегда в одном направлении.
– Что ж, полагаю, история врет.
– Я этого не говорил.
– Нет, я сам сказал. К счастью, мы имеем дело с лучшим видом лжи.
– И какая же это ложь?
– Та, что исходит от меня, разумеется. – Хойд рассмеялся и пнул костер, раздавив последние угли каблуком.
Каладин вдруг понял, что костерок был слишком маленьким для такого количества дыма.
– Что ты положил в огонь? – спросил он. – Чтобы получить тот особый дым?
– Ничего. Это был обычный костер.
– Но я видел…
– То, что ты видел, принадлежит тебе. История мертва до тех пор, пока кто-то ее не вообразит.
– Но какой смысл у этой истории?
– Такой, какой тебе требуется. Цель рассказчика не в том, чтобы вложить в голову слушателя определенные мысли, но в том, чтобы подсказать вопросы, над которыми следует поразмыслить. Мы слишком часто об этом забываем.
Каладин нахмурился и посмотрел на запад, на военные лагеря. Они теперь были озарены светом сфер, фонарей и свечей.
– Дело в ответственности, – сказал он. – Увара с легкостью убивали друг друга, пока могли винить во всем императора. Скорбь настигла их только в тот момент, когда стало ясно, что ответственность за содеянное нельзя ни на кого свалить.
– Это лишь один из вариантов толкования, – проговорил Хойд. – Следует заметить, хороший. И какую ответственность ты не хочешь брать на себя?
Каладин вздрогнул:
– Что?
– Люди видят в историях то, что ищут, мой юный друг. – Хойд пошарил за валуном, достал мешок и закинул за спину. – У меня нет для тебя готовых ответов. Чаще всего я ощущаю себя так, словно у меня их никогда и не было. Я явился в ваши края в поисках старого знакомого, но вышло так, что бóльшую часть времени я от него прятался.
– Ты сказал… про меня и ответственность…
– Это было лишь праздное замечание, только и всего. – Он подался вперед и положил руку на плечо Каладину. – Я часто отпускаю праздные замечания. Они ведь все равно не желают работать. Сумей я сделать так, чтобы мои слова таскали камни… Интересно бы ло бы на такое посмотреть. – Он протянул Каладину флейту из темного дерева. – Вот. Я носил ее с собой так долго, что ты бы не поверил, скажи я тебе правду. Бери ее себе.
– Но я не умею играть!
– Так научись. – Хойд сунул флейту ему в руку. – Когда музыка споет тебе, ты поймешь, что освоил ее. – Он пошел прочь. – И позаботься о моем шквальном ученике. Зря он не оповестил меня о том, что все еще жив. Наверное, боялся, что я снова явлюсь его спасать.
– Что еще за ученик?
– Передай ему, что обучение закончено, – продолжил Хойд, не останавливаясь. – Он теперь полноправный миропевец. Следи, чтобы его не убили. Я слишком много времени потратил, пытаясь вбить в его башку хоть толику здравого смысла.
«Сигзил», – понял Каладин.
– Я отдам ему флейту, – крикнул он вслед Хойду.
– Даже не думай, – ответил Хойд, повернувшись и продолжая идти задом наперед. – Это подарок тебе, Каладин Благословенный Бурей! Я рассчитываю, что ты сумеешь на ней сыграть, когда мы встретимся в следующий раз!
И на этом рассказчик повернулся и перешел на бег, направляясь в сторону военных лагерей. Однако он не попытался войти ни в один из них. Его похожая на тень фигура повернула на юг, словно Шут собирался покинуть лагеря. Куда же направлялся этот странный человек?