За все то время, что викинги, по-прежнему укутанные в вымокшие одежды, не извлекавшие мечей, если не считать алебарды Шефа, шли вдоль одного из приделов по направлению к алтарю, настоятель не спускал с них оцепеневшего от ужаса взгляда. Неожиданно для себя Шеф почувствовал, как испуганно мечутся его дух и ум, — дух и ум человека, взращенного пред ликом величия Церкви.
Он начал было откашливаться, понятия не имея, что должен сказать в первую очередь.
Позади же него находился Гудмунд, шкипер ладьи, приплывшей со шведского побережья Каттегата, которому были не слишком ясны причины подобного замешательства. Всю свою жизнь живя мечтой, что и ему выпадет счастье потрошить какой-нибудь скопивший громадные богатства монастырь, он не мог допустить, чтобы все сорвалось по вине какого-то недотепы. Нежным движением приподняв молодого воеводу в воздух и поставив его так, чтобы он ему больше не помешал, Гудмунд схватил ближайшего к себе монаха за черную рясу и что есть силы швырнул его на алтарь, достал из-под плаща топор и выразительно вонзил его в перила, преграждавшие мирянам доступ к алтарю.
— Начинайте хватать черные рясы, — прорычал он. — Всех их загоняйте вон в тот угол. Тофи, соберешь эти подсвечники. Франи, я хочу вон то блюдо. Снок и Угги, вы у нас легонькие, видите там наверху статуя? — он указал на висящего высоко над алтарем распятого Христа, взирающего на них печальным взором. — Слазайте-ка за ней и попробуйте заодно снять корону. Сдается мне, она не поддельная… Остальным — перевернуть тут все вверх дном. Забирайте все, что блестит. Я не собираюсь ничего оставлять тем недоноскам, что остались в Йорке. Так, а ты… — И он шагнул в сторону настоятеля, который в этот миг постарался слиться со спинкой своего кресла.
И в тот же миг между ними вырос Шеф.
— Вот что, святой отец, — начал он по-английски. При первых же звуках родной речи настоятель воззрился на него, как ошпаренная ящерица. Был в том взоре и ужас, но еще больше — испепеляющей ненависти. Все колебания улетучились. Шеф подумал о человеческих кожах, которыми покрывали монахи двери своей обители — этой и многих других. О человеческих кожах, сдираемых с живого тела за грех святотатства, за то, что несчастный додумался наложить руки на церковную собственность. И сердце его окаменело.
— Скоро здесь будут твои стражи. Хочешь жить — прикажешь своим людям не совать сюда носа.
— Нет!
— Тогда встречай смерть, — и острие алебарды уперлось настоятелю под кадык.
— Сколько времени вы хотите? — Его трясущиеся руки заметались вокруг алебарды, но не смогли ее оттолкнуть в сторону.
— Немного. А потом можете поохотиться за нами. Вам же захочется вернуть награбленное. Так что делай, как я говорю.
Сзади послышались звуки возни. Гудмунд тащил к алтарю какого-то монаха.
— А вот, по-моему, ризничий, — сказал он. — Правда, утверждает, что ризница у них пуста.
— Это верно. Всю утварь мы припрятали несколько месяцев назад, — произнес настоятель.
— Что припрятано, то не потеряно, — ответил на это Гудмунд. — Начнем с самого молоденького, просто чтобы они поняли, что я не шучу. Одного-двоих без головы оставим, казначей как шелковый заговорит.
— Этому не бывать, — сказал Шеф. — Мы уведем их с собой. Тот, кто следует Пути, не может убивать человека. Это запрещают боги Асы. У нас и так недурной улов. А теперь выведи их так, чтобы стражники могли их видеть. У нас впереди еще долгая дорога.
В рассеивающемся сумраке взгляд Шефа нащупал нечто висящее на стене и представлявшее собой, по-видимому, гладкий лист тонкого пергамента с диковинным узорочьем.
— Что это? — спросил он настоятеля.
— Таким, как ты, эта вещь не нужна. Золота там нет, серебряной рамы — тоже. А называется она mappamundi — карта мира.
Шеф резким движением сорвал карту со стены и засунул ее поглубже под рубаху. Воины уже подталкивали настоятеля и монашеский хор к выходу, чтобы выставить их на обозрение беспорядочной ватаги англичан, едва успевших к тому времени подняться с постелей.
— Нам сюда уже никогда не вернуться, — промычал Гудмунд, крепче стискивая позвякивающий мешок.
— А мы и не собираемся, — отвечал ему Шеф. — Подожди немного и все поймешь.
Глава 7
Бургред, король Мерсии, одного из двух значительных королевств Англии, до сих пор не завоеванных викингами, оказавшись у дверей, ведущих в его покои, чуть помедлил, решил избавиться от изрядного числа сопровождающих и приспешников и позволил стянуть со ступней пропитанные снегом сапоги, заменив их на чудесные туфли из дубленой кожи. Его ожидала приятная минута. По его распоряжению, в покои прибыли тот юноша со своим отцом, а также этелинг Альфред, который должен был представлять здесь своего брата Этельреда, короля Уэссекса — еще одного сохранившего независимость могущественного королевства.