Путь красноречия (Нахджул-Балага) (ЛП)

Сказал он (А) после прочтения стиха:

«Обуяла вас страсть к приумножению,

покуда могилы вы не узрели» (Коран 102:1–2)

О, насколько цель их далека! И как посетители (могил) пренебрежительны! И как страшно это дело! Они исключили из своей среды всякого наставляющего и наущаются чем-то далеким! Ужели телами предков своих они похваляются! Ужели множеством умерших приумножаются! Хотят в тела снова душу вдохнуть, недвижным (членам) движение возвернуть. Пусть будут уроком — лучше для них, чем быть предметом гордости; скромное унижение более заслужено ими, нежели на почетное место вознесение! Вот, глядели они на них взорами затуманенными и упали из-за них в яму невежества, и если бы могли они говорить с ними из этих домов разоренных, покинутых, из дворов опустошенных, то сказали бы, что ушли они в землю заблудшими, и устремились вы вслед за ними невежественными, вы черепа их попираете, на мертвых телах их сеете и пожинаете, стремитесь к тому, что они оставили, живете в том, что они разрушили, но дни, что меж ними и вами, вас оплакивают, поминальные оды вам читают.

Они — предшественники ваши в достижении вашей цели, что опередили вас у источника, те, что были обладателями места почетного и великой гордости, царями и вождями. Отправились они стезею барзаха, в то время как земля их поглотила, мясо их съела, кровь их испила; и стали они во чреве могильном безжизненными, никто дальше не идет (не растет), сокрытыми, и никто их более не найдет. Наступление бедствий их более не пугает, и перемена обстоятельств в печаль не повергает, ни землетрясения, ни громы небесные их больше заботой не одолевают. [Стали они] скрытыми, и их более не ожидают, очевидными, но их не наблюдают (букв.: «отсутствующими в видимом присутствии».  — Т.Ч.), были они вместе — и рассеялись, были они в союзе — и разделились не из-за срока долгого, не из-за места далекого вести о них нас не достигают, дома их в молчании пребывают, нет, но напоили их из чаши, что речь немотою заменяет, а слух — глухотою подменяет, движения в недвижность обращает, как будто они внезапным образом оказались погружены в глубокий сон. Соседи, но друг к другу не притягиваются, друзья, но друг друга не посещают. Сорваны с них взаимного признания узы, обрезаны все их братские союзы, каждый из них — одинок, хотя они и все вместе, все — изгнанники, хоть и друзья, не ведают для ночи рассвета, не знают для дня заката. День или ночь, в которые они отошли, словно пребывают с ними вечно, и увидели они опасности своего нового обиталища большими, чем те, которых опасались, и узрели из знамений его более великие, нежели те, на которые рассчитывали, и каждая из двух целей (рай и ад. — Т.Ч.) была распростерта пред ними на расстояние, находящееся за пределами страха и надежды. И если бы дано было им рассказать об этом, они бы молчали, не в состоянии описать засвидетельствованное.

И хотя стерты их следы и прервались от них сообщения, возвратились к ним взоры увещевающиеся, обратился к ним слух размышляющих, и говорили они без слов: изуродованы лица благородные, и изъедены тела прекрасные, вот, облачили нас в саван истертый, и объяло нас стеснение могильное, и унаследовали мы одиночество, и обуял нас трепет молчаливый, и стерлись тел наших прекрасные очертания, не распознать более черты лица нашего, и затянулось наше одинокое пребывание, и нет нам от боли избавления, от тесноты расширения!