Путь летчика

Наши самолеты, находившиеся на Рудольфе, не были приспособлены к ночным арктическим полетам. Поэтому правительство решило направить на поиски другие, специально оборудованные корабли. Московские заводы спешно подготовили их, и в начале октября из Москвы на остров Рудольфа вылетели на тяжелых машинах Герой Советского Союза Бабушкин, летчики Мошковский и Чухновский. В качестве вторых пилотов на каждой машине летели специалисты по ночным полетам. Кроме этого, на Рудольф были отправлены пароходом два самолета «П-5» и три самолета для разведки погоды и связи.

Мы получили приказание вернуться в Москву. Мысль о том, как оторваться на колесах от снежного покрова, не особенно волновала нас, так как мы основательно разгрузили машины: горючего взяли всего на десять часов полета, продовольствия – на два месяца.

Для каждого самолета, чтобы облегчить ему разгон, была подготовлена утоптанная с помощью трактора дорожка. Самолеты поднялись в воздух. Мы построились и взяли курс на Амдерму, хотя вскоре сообщения о погоде заставили нас изменить курс и пойти на мыс Желания.

Вскоре после нашей посадки поднялась пурга.

Пока мы дожидались погоды для взлета, ко мне пришла радиограмма из родных мест. Сюда, на семьдесят седьмой градус северной широты, земляки сообщали, что выдвинули меня кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.

Я немедленно ответил:

«Спасибо за высокую честь. Ваше доверие постараюсь оправдать. Скоро буду у вас».

Двадцать девятого октября установилась хорошая погода. Я собрался рулить на старт, как вдруг раздался оглушительный взрыв. Моя машина резко накренилась в правую сторону:

– Что случилось?

Спирин выскочил из радиорубки и обнаружил, что лопнула покрышка правого колеса. Запасного колеса не было.

Я немедленно послал радиограмму на Рудольф начальнику экспедиции. Шевелев ответил:

«Дано распоряжение ледокольному пароходу «Русанов» доставить запасное колесо из бухты Тихой».

Но в это время на Земле Франца-Иосифа ударили морозы. «Русанов» вмерз в крепкий лед. Я созвал механиков. Сугробову пришла в голову великолепная мысль: снять с колеса покрышку и камеру и намотать на его обод толстый канат.

– Ручаюсь, Михаил Васильевич, - уверенно заявил он, - с таким колесом поднимемся, а сесть на песчаном аэродроме вам будет не так уж трудно. Ведь машина пустая.

Мы приняли его предложение.

Когда под руководством Сугробова сняли покрышку и камеру, колесо заметно уменьшилось: вместо двух метров оно имело теперь всего метр в диаметре. В пазы обода мы намотали канат, по каждому витку усердно били тяжелыми кувалдами, а под конец крепко затянули канат сеткой из проволоки.

После этого наша машина выглядела так, словно она побывала в протезном институте.

До мыса Желания нас летело девять человек. Теперь, чтобы облегчить самолет, мне пришлось высадить четверых – Дзердзеевского, Тягунина, Кистанова и Морозова. Груз разместили так, чтобы он давил на неповрежденное колесо; из баков правого крыла перелили в левое две тонны горючего.

Второго ноября на мысе Желания вновь установилась хорошая погода. Откладывать вылет было рискованно. Солнце уже ушло за горизонт. В это время радист зимовки Маточкина Шара сообщил нам последнюю сводку погоды:

«Видимость до пяти километров, облачность триста метров. Амдерма сообщает, что видимость удовлетворительная, но ветер семь баллов».

На поврежденном самолете мы могли сесть только в Амдерме. Туда нам привезут из Архангельска новое колесо. Рассчитывать на возвращение или на промежуточный аэродром не приходилось. Даже если машина хорошо выдержит посадку, не следовало надеяться на то, что мне дважды удастся стартовать с таким колесом. Я пошел на взлет.

Сначала машина двигалась с трудом. Налетая на камни, металлический обод высекал искры. Но постепенно я набрал скорость и, приподняв правое крыло, побежал на одном левом колесе. В это время канат, которым было обмотано испорченное колесо, перерезало в нескольких местах острыми камнями. Он запутывался, цеплялся за стойки, обрывался и снова запутывался. В конце концов его так захлестнуло, что колесо перестало вращаться. Но мы уже были в воздухе.

– Ну, Михаил Васильевич, - сказал Спирин, выйдя из радиорубки, - теперь наше колесо привязано крепко.

Передав ему управление, я посмотрел на колесо. Действительно оно оказалось прочно привязанным к стойке. Я надеялся, что при посадке канат оборвется.

Скоро самолеты Молокова и Алексеева тоже поднялись в воздух. Все три машины взяли направление на юг.

Спирин занял место второго пилота. Штурманские расчеты сейчас не были нужны; мы имели хороший ориентир – берег Новой Земли.

Постепенно облачность становилась плотнее, видимость ухудшалась. Лишь временами мелькали обрывистые берега.

Мы приближались к Маточкину Шару. Под нами бушевало море. Теперь мы ясно различали белые гребешки волн. По вертикали видимость была отличная, но впереди виднелась лишь густая пелена.