Путь летчика

В меховых спальных мешках было так тепло, что мы совсем не чувствовали мороза.

Разбудил нас Папанин. Он уже успел переделать массу дел и сейчас принес нам чай и галеты.

– Пока попейте чайку, - потчевал нас любезный хозяин полюса, - а через десять минут состряпаю вам яичницу.

– Как погода, Иван Дмитриевич?-спросил Шмидт.

– Плохая. Туман. Ничего не видно.

Бабушкин разжег примус, и минуты через две-три и палатке стало так тепло, что мы могли вылезти из мешков в одном белье и спокойно одеться, не ежась от холода.

– Который теперь час?-спросил я товарищей.

– Десять, - уверенно ответил Спирин.

– Утра или вечера?

– По-моему, утра, -на этот раз уже с сомнением в голосе протянул Иван Тимофеевич.

– А по-моему, вечера. Мы спали часов двадцать, не меньше.

– Нет, не может быть, Михаил Васильевич. Сейчас должно быть утро.

– Откуда ты знаешь, что утро?-не отставал я от Спирина, натягивая меховые унты.

В разговор вмешался Бабушкин:

– Солнце здесь кружится над нами на одной высоте. Правда, сейчас его не видно, но это неважно. По солнцу все равно трудно определить. Ведь наша льдина тоже кружится.

– Ты лучше скажи, что сейчас – день или ночь? – перебил я рассуждения Бабушкина.

– Мне кажется, день, - ответил он.

– А мне кажется… впрочем, я не знаю, что мне кажется. Я знаю только одно: после длительной напряженной работы мы спали очень крепко и могли проспать целые сутки.

Так мы и не решили, что сейчас – утро или вечер, день или ночь. Только по радио или по хронометру можно было точно определить время.

Свернув спальные мешки, мы положили посреди палатки большой лист фанеры, который должен был служить нам столом, и, кто лежа, а кто сидя, начали пить чай.

– Спасибо начальнику зимовки, - наливая вторую кружку, заметил Михаил Сергеевич.-Люблю чаек!

– А Папанин любит о гостях позаботиться. Ведь мы его гости, - улыбнулся Отто Юльевич.

Послышался скрип снега. Кто-то шел к нам.

– Отто Юльевич, вы не спите?-раздался голос Кренкеля.

– Нет, не спим.

– Есть радостная радиограмма, - появляясь в палатке, объявил Кренкель.

Предчувствуя, от кого эта радиограмма, мы сразу заволновались. Отто Юльевич прочел ее про себя и попросил Кренкеля:

– Если вам не трудно, позовите остальных товарищей.

– Есть! Сейчас позову, - с готовностью ответил Кренкель.

И тут же первые тринадцать жителей Северного полюса, собравшись у палатки, провели свое первое собрание. Сняв шапки, мы стояли, стараясь не пропустить ни одного слова радиограммы, которую читал Шмидт.

«Начальнику экспедиции на Северный полюс товарищу О. Ю. Шмидту

Командиру летного отряда товарищу М. В. Водопьянову

Всем участникам экспедиции на Северный полюс

Партия и правительство горячо приветствуют славных участников полярной экспедиции на Северный полюс и поздравляют их с выполнением намеченной задачи – завоевания Северного полюса.

Эта победа советской авиации и науки подводит итог блестящему периоду работы по освоению Арктики и северных путей, столь необходимых для Советского Союза.

Первый этап пройден, преодолены величайшие трудности. Мы уверены, что героические зимовщики, остающиеся на Северном полюсе, о честью выполнят порученную им задачу по изучению Северного полюса.

Большевистский привет отважным завоевателям Северного полюса!

И. Сталин, В. Молотов, К. Ворошилов, Л. Каганович. М. Калинин, А. Микоян, А. Андреев, А. Жданов».

Когда Отто Юльевич кончил, раздалось дружное «ура» в честь Коммунистической партии, Советского правительства, нашей Родины.

Несмотря на огромное расстояние, отделявшее нас от материка, мы не чувствовали себя оторванными от Родины. Ежедневно мы получали множество телеграмм со всех концов нашей необъятной страны. Колхозники и рабочие, красноармейцы и командиры, пионеры и ученые посылали нам свои поздравления.

Эти теплые, братские приветствия как-то особенно подбадривали нас.

Для измерения глубины океана и для проверки толщины дрейфующей льдины мы стали делать во льду прорубь.

Во время работы без конца спорили:

– Толщина льда – полтора метра, - говорили одни.

– Нет, два, - возражали другие.

– Где там – за два с половиной перевалит, - утверждал Папанин.

В конце концов он оказался прав. Толщина льда равнялась трем метрам.

В разгар этого спора к нам подбежал Кренкель.

– Товарищи, я видел пуночку!-объявил он.

– Брось ты нас разыгрывать, - продолжая долбить лед, усмехнулся я.-Откуда здесь возьмется этот воробышек?

– Не знаю откуда, - развел руками Кренкель, - но я своими глазами видел пуночку около продовольственной палатки. Я даже чуть не поймал ее.

Мы подняли Кренкеля насмех, не поверив ему.

После обеда Шмидт, Бабушкин и я решили сыграть маленькую пульку в преферанс. Забегая немного вперед, скажу, что эта пулька так затянулась, что кончили мы ее только на десятый день нашего пребывания на льдине.

Обычно на земле я никогда не выигрывал в преферанс; на полюсе мне удивительно везло.