Читаем Путь меча полностью

…Когда мы спустились в подвалы, то сопровождавший нас Главный смотритель из семьи потомственных смотрителей винных погребов чуть не потерял сознание, и мне пришлось приводить его в чувство.

Я бы и не заметил, что из некоторых бочек пробки были вынуты, а затем вставлены на место — но Главный смотритель просто не мог пропустить такого вопиющего безобразия. Более того, над бочками с нарушенной невинностью прямо на белой известке стен были сделаны надписи.

Писали факелом — вернее, копотью от него.

Вот я и читал мнения великанов о мэйланьских и привозных винах, заодно выслушивая краткие реплики-причитания смотрителя о содержимом бочек.

«Дрянь!» (белое сухое, сафед-кухская лоза, год я не запомнил), «Дрянь!» (красное сухое, лоза Аш-Шиннар, местное), «Дрянь из дряней!» (полусухой фаррский мускатель). «О-о-о!» (тахирский розовый мускат, мой любимый, вдобавок девятнадцать лет выдержки), «Дрянь, но ничего!» (десертный красный узбон, пять лет назад доставлен из Дурбана), «Это только под человечину!» (мэйланьское крепкое с добавлениями настоев трав и кореньев)…

И так далее в том же духе.

Мнения великанов о винах и настойках разнообразием не отличались, хотя мысленно я почти одобрил их вкус — имея в виду вкус к выпивке, а не вкус к погромам. Тут мы зашли в маленькую комнату, где было ужасно холодно, и там Главный смотритель все-таки упал в обморок.

Пока его отпаивали и хлопали по щекам прибежавшие на крик Юнъэр помощники, я сообразил, что надписи копотью на стенах сделаны по-кабирски. Собственно, многие в Мэйлане прекрасно говорили на кабирском языке, считавшемся государственным, а также на дубанском, хакасском и некоторых других языках; мэйланьское же иероглифическое письмо изучал каждый, желающий называться образованным человеком — а таких находилось немало — и трудно было найти в эмирате человека, не сумевшего бы договориться с заезжим купцом.

Я знал и кабирский, и мэйланьский с детства; точно так же знал их Кос, чьи отец и дед были дворецкими в нашем доме. А тайком от Чин я выучил и некоторые наречия ее родного Малого Хакаса, считавшиеся непревзойденными по части ругательств… ах, Чин, Чин…

Отчего бы и великанам Амбарише и Андхаке не сделать приятное кабирянке Аала-Крох и не воспользоваться ее родным языком?!

Мои размышления прервал вой очнувшегося смотрителя. Из воя явствовало, что воющему опостылела жизнь, что по приходу домой он непременно зарежется, повесится или утопится — и все потому, что наиценнейший бочоночек с настойкой Огненного дракона, сохранявшийся в целости исключительно для свадьбы Юнъэр Мэйланьской и Высшего Чэна Анкора (вот мерзавец, и этот туда же!) похищен и, скорее всего, уничтожен.

— Выпит он, твой бочоночек, — злорадно сказал я смотрителю. — Вылакали его великаны! У них мужское начало длиннее вашего засова, до Семи Небес торчит — вот и прихлопнули они им твоего Огненного дракона! Вместе с Цунем Шлеп-ногой.

Через секунду я пожалел о сказанном, потому что смотритель сдавленно хрюкнул, упал и больше не поднимался.

8

Домой я вернулся уже около полудня. Есть мне отчего-то не хотелось, поэтому мы с Косом ограничились фруктами, запивая их легким вином — и я стал рассказывать.

Разумеется, не только ан-Танье, но и всем нашим Блистающим.

Рассказ, вопреки ожиданиям, сильно затянулся, поскольку для Блистающих все время приходилось разъяснять, кто такие якши, ракшасы, великаны и алмасты, а потом тут же убеждать, что всех их на самом деле не бывает. В результате я окончательно запутал и сбил с толку Сая и Заррахида; Единорог всячески веселился, а Обломок выдавал со стены: «Ну вот, значит, эти самые великаны, которых на самом деле нету, ворота тем не менее унесли и огненную настойку выпили, которой теперь тоже на самом деле нету… Интересное дело получается! Куда ни глянь — ничего нету!..»

Настроение Коса странным образом колебалось от очень веселого к очень мрачному и обратно, так что к концу рассказа я и сам был не рад, что решил обнародовать всю эту историю. А с другой стороны — что мне оставалось делать? Умолчать? Скроешь от них что-нибудь, как же…

— Так якшасы и ракши, — осведомился наконец Заррахид, — они все-таки есть, или их нет?

— Якши и ракшасы, — поправил его Сай.

— Нет их! — отрезал Я-Единорог.

— И ворот нет, — уточнил Дзюттэ. — И нас нет. Якши унесли.

— Это не якши, — дотошность Сая не имела границ. — Это великаны, Амбариша и Андхака.

Так. Кажется, пошли на второй круг.

— Если эти ракшасы-великаны хотят расстроить свадьбу, — сказал молчавший до сих пор Кос, — то они воротами не ограничатся. Непременно жди новых бед…

— Утешил, — мотнул головой я. — Спасибо.

— А потому, — продолжил ан-Танья, — после обеда я сам схожу в город. Погляжу, что там творится. Нет, обеда ждать не буду — прямо сейчас и пойду. Может, разузнаю что-нибудь…

Кос встал и пошел к двери.

— Что за напасти, — проворчал он, выходя из комнаты. — Шулма, Тусклые, ассасины-батиниты, ракшасы, великаны… и все на мою голову!

«Как же, на твою…» — подумал Я-Единорог.

9
Перейти на страницу:

Все книги серии Кабирский цикл

Путь меча
Путь меча

Довольно похожий на средневековую Землю мир, с той только разницей, что здесь холодное оружие — мечи, копья, алебарды и т. д. — является одушевленным и обладает разумом. Живые клинки называют себя «Блистающими», а людей считают своими «Придатками», даже не догадываясь, что люди тоже разумны. Люди же, в свою очередь, не догадываются, что многими их действиями руководит не их собственная воля, а воля их разумного оружия.Впрочем, мир этот является весьма мирным и гармоничным: искусство фехтования здесь отточено до немыслимого совершенства, но все поединки бескровны, несмотря на то, что все вооружены и мастерски владеют оружием — а, вернее, благодаря этому. Это сильно эстетизированный и достаточно стабильный мир — но прогресса в нем практически нет — развивается только фехтование и кузнечное дело — ведь люди и не догадываются, что зачастую действуют под влиянием своих мечей.И вот в этом гармоничном и стабильном мире начинаются загадочные кровавые убийства. И люди, и Блистающие в шоке — такого не было уже почти восемь веков!..Главному герою романа, Чэну Анкору, поручают расследовать эти убийства.Все это происходит на фоне коренного перелома судеб целого мира, батальные сцены чередуются с философскими размышлениями, приключения героя заводят его далеко от родного города, в дикие степи Шулмы — и там…Роман написан на стыке «фэнтези» и «альтернативной истории»; имеет динамичный сюжет, но при этом поднимает глубокие философско-психологические проблемы, в т. ч. — нравственные аспекты боевых искусств…

Генри Лайон Олди

Фантастика / Научная Фантастика / Фэнтези
Дайте им умереть
Дайте им умереть

Мир, описанный в романе «Путь Меча», через три-четыре сотни лет. Немногие уцелевшие Блистающие (разумное холодное оружие) доживают свой век в «тюрьмах» и «богадельнях» — музеях и частных коллекциях. Человеческая цивилизация полностью вышла из-под их влияния, а одушевленные мечи и алебарды остались лишь в сказках и бесконечных «фэнтезийных» телесериалах, типа знаменитого «Чэна-в-Перчатке». Его Величество Прогресс развернулся во всю ширь, и теперь бывший мир Чэна Анкора и Единорога мало чем отличается от нашей привычной повседневности: высотные здания, сверкающие стеклом и пластиком, телефоны, телевизоры, автомобили, самолеты, компьютеры, огнестрельное оружие, региональные конфликты между частями распавшегося Кабирского Эмирата…В общем, «все как у людей». Мир стал простым и понятным. Но…Но! В этом «простом и понятном» мире происходят весьма нетривиальные события. Почти месяц на всей территории свирепствует повальная эпидемия сонливости, которой никто не может найти объяснения; люди десятками гибнут от таинственной и опять же необъяснимой «Проказы "Самострел"» — когда оружие в самый неподходящий момент взрывается у тебя в руках, или начинает стрелять само, или…Или когда один и тот же кошмар преследует сотни людей, и несчастные один за другим, не выдержав, подносят к виску забитый песком равнодушный ствол.Эпидемия суицида, эпидемия сонливости; странная девочка, прячущая под старой шалью перевязь с десятком метательных ножей Бао-Гунь, которыми в считанные секунды укладывает наповал четверых вооруженных террористов; удивительные сны историка Рашида аль-Шинби; врач-экстрасенс Кадаль Хануман пытается лечить вереницу шизоидных кошмаров, лихорадит клан организованной преступности «Аламут»; ведется закрытое полицейское расследование — и все нити сходятся на привилегированном мектебе (лицее) «Звездный час», руководство которого, как известно всем, помешано на астрологии.И вот в канун Ноуруза — Нового Года — внутри решетчатой ограды «Звездного часа» волей судьбы собираются: хайль-баши дурбанской полиции Фаршедвард Али-бей и отставной егерь Карен, доктор Кадаль и корноухий пьяница-аракчи, историк Рашид аль-Шинби с подругой и шейх «Аламута» Равиль ар-Рави с телохранителем, полусумасшедший меч-эспадон, сотрудники мектеба, охрана, несколько детей, странная девочка и ее парализованная бабка…Какую цену придется заплатить всем им, чтобы суметь выйти наружу, сохранить человеческий облик, не захлебнуться воздухом, пропитанным острым запахом страха, растерянности и неминуемой трагедии?!И так ли просто окажется сохранить в себе человека, когда реальность неотличима от видений, вчерашние друзья становятся врагами, видеокамеры наружного обзора не нуждаются в подаче электричества, пистолеты отказываются стрелять, но зато как всегда безотказны метательные ножи, с которыми не расстается девочка?Девочка — или подлая тварь?!Страсти быстро накаляются, «пауки в банке» готовы сцепиться не на жизнь, а на смерть, первая кровь уже пролилась…Чем же закончится эта безумная ночь Ноуруза — Нового Года? Что принесет наступающий год запертым в мектебе людям — да и не только им, а всему Человечеству?

Генри Лайон Олди

Фантастика / Научная Фантастика / Фэнтези
Я возьму сам
Я возьму сам

В этом романе, имеющем реально-историческую подоплеку, в то же время тесно соприкасаются миры «Бездны Голодных глаз» и «Пути Меча». При совершенно самостоятельной сюжетной линии книга в определенной мере является первой частью цикла «Путь Меча» — ибо действие здесь происходит за несколько сотен лет до «Пути»…Арабский поэт X-го века аль-Мутанабби — человек слова и человек меча, человек дороги и человек… просто человек, в полном смысле этого слова. Но в первую очередь он — поэт, пусть даже меч его разит без промаха; а жизнь поэта — это его песня. «Я возьму сам» — блестящая аллегорическая поэма о судьбе аль-Мутанабби, эмира и едва ли не шахиншаха, отринувшего меч, чтобы войти в историю в качестве поэта.А судьба эта ох как нелегка… В самом начале книги герой, выжив в поединке с горячим бедуином, почти сразу гибнет под самумом — чтобы попасть в иную жизнь, в ад (который кому-то другому показался бы раем). В этом аду шах, чей титул обретает поэт — не просто шах; он — носитель фарра, заставляющего всех вокруг подчиняться малейшим его прихотям. И не просто подчиняться, скрывая гнев — нет, подчиняться с радостью, меняясь душой, как картинки на экране дисплея. Вчерашний соперник становится преданным другом, женщины готовы отдаться по первому намеку, и даже ночной разбойник бросается на шаха только для того, чтобы утолить жажду боя владыки. Какой же мукой оборачивается такая жизнь для поэта, привыкшего иметь дело пусть с жестоким, но настоящим миром! И как труден его путь к свободе — ведь для этого ему придется схватиться с самим фарром, с черной магией, превратившей мир в театр марионеток.И сколько ни завоевывай Кабир мечом, это ничего не изменит, потому что корень всех бед в тебе самом, в тебе-гордом, в тебе-упрямом, в том самом тебе, который отказывается принимать жизнь, как милостыню, надсадно крича: «Я возьму сам!»

Генри Лайон Олди

Фантастика / Фэнтези

Похожие книги