Читаем Путь меча полностью

Если у Чикары и было хоть немного сочувствия к бонзе, оно растаяло, подобно пене на воде, пока он слушал Генкая. Этот человек был просто опасным фанатиком! Говорить о крестьянах как о человеческих существах значило колебать основы общества, а утверждать, что князь Чикара несет ответственность за какие-то свои преступления, – это уж просто означало проповедовать революцию. Как бы ни был тяжел разрыв с семьей Тадамори, ни один достойный человек не мог игнорировать эту дерзкую тираду.

Чикара свирепо посмотрел на Генкая – улыбка религиозного экстаза на лице бонзы показалась ему насмешкой.

– Достаточно, – сказал он мрачно. – Ты требуешь, чтобы я заплатил, – это вымогательство, и это сердит меня. Никаких извинений я не собираюсь приносить. И никаких обещаний на будущее не дам. И возмещения платить не буду. Мои подчиненные действовали по моему приказу, они действовали законно. Что же, мне надо было спросить твоего дядю, а в это время они бы скрылись? Нет! Независимо от Фумио, мои права распространяются всюду, где бы ни спрятались мои крестьяне. Крестьянин и его семья, принимая мою защиту, знали условия. Они пострадали из-за своих собственных проступков.

Йоши был неприятно поражен как неуважительным отношением Чикары к правам его дяди, так и высокомерным отказом Генкаю. Генкай был неправ. Но такого презрительного обращения – в манере взрослого, читающего наставление мальчишке, – он не заслуживал. Неужели так будет после объединения двух имений? У Йоши напряглись плечи. В Киото грубое поведение Чикары подверглось бы осуждению, но Йоши сдержал себя. Ему не следовало вмешиваться.

– Бонза, – надменно продолжал Чикара, – ты оскорбил меня. И ты и твой храм для меня ничего не значат, но ради твоего дяди я приму твое извинение, если ты извинишься сразу.

Чикара был рассержен. Проклятый бонза и его поза праведника вызывали бешенство! Чикара чувствовал, что Генкай – безумец, не понимающий возможных последствий своих убеждений, – представляет опасность. А его, Чикару, вынуждают к поступку, о котором он после наверняка пожалеет. Как избежать этого, не теряя достоинства?

Напряженность нарастала. Было такое ощущение, как будто между тучей и горой должна сверкнуть молния. В воздухе потрескивали грозовые разряды, вызванные, с одной стороны, напряжением Чикары, прикованного к земле, и, с другой – Генкаем, парившим в небесах. Внезапно Йоши почувствовал, что он не может больше молча смотреть, как его любимого брата оскорбляют, а дядя вынужден молчать, бессильный что-либо предпринять. И прежде, чем Генкай мог ответить на высокомерное требование Чикары, Йоши порывисто заговорил:

– Одну минуту, Чикара-сан. – Веер нервно дрогнул. – Вы еще не член семьи. Раз вы находитесь в замке Тадамори, мы вправе ожидать от вас уважения к нашим правам хозяев. Ваше поведение обидно моей семье. Мы не привыкли к тому, чтобы нас так грубо оскорбляли. Я должен предупредить вас…

Чикара прервал его, зарычав. Йоши дал ему именно ту возможность сохранить достоинство, которая была ему необходима.

– Предупредить меня? Ты смеешь меня предупреждать? – Он посмотрел презрительно на Йоши. – Генкай – бонза, его монашеское платье в известной мере защищает его. А ты! Жалкий щеголишка! Незаконный сын неизвестного отца! Ты просто ничтожество! Молчи, пока жив!

Эти слова как будто хлыстом ударили. Кровь отлила от лица Йоши под его гримом, лицо его еще больше побелело. Никто так никогда с ним не говорил. Он почувствовал прилив неукротимой ярости. Недавно, действуя против себя, он поддерживал этого ненавистного человека, и вот его награда! Он не только терял Нами, его еще и очернили в присутствии его семьи! Жалкий щеголишка! Незаконный сын! Он должен ответить на эти оскорбления. Он шагнул вперед и ударил Чикару по лицу своим веером. Удар звонко прозвучал в тишине, которая охватила комнату. Йоши внезапно ясно услышал щебетание птиц, резкий стрекот цикад и далекий звук океанского прибоя.

Половина лица Чикары побагровела, исчезла кроткая улыбка Генкая, Фумио выпрямился в полный рост, у Айтаки рот раскрылся от ужаса. Кагасуке наполовину вытащил меч из ножен, но Чикара остановил его, подняв руку. Руки Чикары сжались в кулаки с побелевшими суставами, глаза стали матово-черными, губы напоминали тонкий бескровный разрез. Багровое пятно на щеке медленно исчезало. Когда он заговорил, его тихий голос звучал более устрашающе, чем громкий гневный крик.

– Ты – совершенное ничтожество, но ты – племянник соседа, друга, почти свойственник, благодаря моему будущему браку. Учитывая это, я бы мог простить тебе все, что бы ты мне ни сказал. Когда ты вмешался, это была большая дерзость, но я воздержался от каких-либо действий. Даже когда бонза обвинил меня в гадких преступлениях, я склонил голову и старался не отвечать на его оскорбления. – Он повернулся к Йоши. – Когда воину наносят оскорбление пощечиной, прощения этому нет. Я имел право сразу заколоть тебя.

Генкай, Айтака и Фумио стояли в оцепенении. Чикара продолжал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Честь самурая

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза