Путь между

— Отдал все-таки, пень старый! Не плачь, к добру отдал. Вещь на простор рвется, вещь дорогу любит, а ты ее — за печку!

Ведун злобно глянул на нее и нахохлился:

— Цыц, баба неразумная! Стряпай у печи да помалкивай!

— Вот оно что! Шаг сделал — и остановился. Не стой, не жадничай! Не оскудеет рука дающего — добро назад рекой вернется! Передай им, что обещал, не таи обиды, не жалей чужого!

— Ой, баба глупая, болтливая! — запричитал ведун. — Слова с языка, что паутину с потолка стряхивает! О чем болтаешь, с кем болтаешь — ведаешь ли?!

Женщина схватилась вдруг за сердце, захрипела, торопясь вытолкнуть отравленные, отнимающие жизнь слова предсказания:

— Торопится Вешшу, коня подгоняет, по душу, невинную душу! Сто ног у нее, сто рук у нее — все чужие! Сто рук поднимают сотню мечей, горят их клинки мертвым пламенем, рвут душу на сотню сгоревших свечей, кидают в Подол неприкаянный! Отдай, не жалей, поздно будет — себя проклянешь, в Подол попадешь!

Замолчала, задыхаясь и кашляя, а ведун сразу сник и откуда-то из-за пазухи достал невзрачную на вид булавку из позеленевшей от времени меди.

— Давно это было, господин. Проходил по берегу человек. Странный, страшный на вид, но душа его пела подобно лютне. Больше я таких не встречал: шел по морю людскому и брал горе человеческое, где украдкой, где силой, где лаской. А взамен отдавал теплоту своего сердца, щедро одаривал, будто горел в нем огонь негасимый. Серой была его душа, и собственной боли в ней с лихвой хватило бы на восьмерых, но чужую боль не отталкивал, собирал, как монетки складывал. Я его приютил, разговорить пробовал. Только он одно сказал.

«Горя, — говорит, — ведун, много идет. Венда в Элрону пробивается. Скоро Вешшу придет, ты жди. Как услышишь ее — беги! В сторону города Стольного, что хочешь делай, что придумаешь — говори, но отдай королю булавку Эксара, пусть не снимая носит! Сам нес, да не донесу, нельзя в город, не пускают!»

Взял я булавку, спрятал в Кошеле своем заветном. Времени тратить не стал, в столицу пошел, Короля спасать. Только во дворец меня не пустили, били, обзывали, Башней грозили. За ворота выставили — я обиду вырастил, чужое стал своим считать, раз от него хозяин отказался. Может, баба права, и через вас, господин, она в хозяйские руки попадет?!

Булавка Эксара! Позеленевшая от времени легенда лежала на королевской ладони! Пять дней и шесть ночей ковал ее Эксар, правая рука Итани, Гном Сторожевых гор. Металлы смешивал, заклинания творил, жар своей души вкладывал. Всего себя отдал, в пылу работы обратился в камень, не успев даже орнамент нанести! Силен был оберег Светлых Королей, но слишком неказист на вид, вот и затерялся в сокровищнице. А потом и вовсе пропал. Как оказалась древняя булавка в руке какого-то бродяги? Почему во дворец нес, себе не оставил? Почему сам не пришел, первому встречному отдал?!

— Тот человек как-нибудь назвал себя, старик?

— Он звал меня Ведуном, я называл его Пришлым. К чему нам большее, господин? Те, кто еще помнит силу магии, своих имен понапрасну не дарят!

Король огорченно вздохнул, пряча булавку в Незримый Кошель: вот и пригодился подарочек! Слишком много загадок, слишком часто встречаются отголоски древней магии на его пути… Но тут баба поставила на стол миску жареной рыбы, и он забыл обо всех неприятностях последних дней, обстоятельно обсасывая кости.

На следующее утро, попрощавшись с ведуном и его бабой, они направились в городишко Стекк, взяв в проводники неугомонного Чия.

Город не впечатлял ни красотой, ни величием. Торговая площадь, окруженная рядами деревянных домов, обмазанных серой глиной. Здание в два этажа служило одновременно ратушей и городской больницей, радовали глаз лишь купеческие особнячки, вольготно раскинувшиеся за городской стеной и утопающие в зелени яблоневых садов. Хорош был Вельстан, край Цветущих Яблонь Элроны! Чий быстро разузнал дорогу к дому местного менялы и привел короля к добротному особняку, окруженному чугунной решеткой. Денхольм заглянул в расположенную неподалеку гостиницу с облезлой вывеской и, заплатив одолженную у мальчишки мелкую монетку, потребовал себе лист хорошей бумаги, на котором состряпал королевский бессрочный вексель.

Взглянув на обозначенную на бумаге сумму, меняла поперхнулся пивом. Трижды проверив подпись и печать, с неразборчивым бормотанием полез в шкатулку за деньгами. Вскоре ворчание сменилось горестными стонами: почтенный торгаш пересчитывал золотые монеты. Сквозь неясные завывания проскользнула и пара отчетливых фраз:

— Неизвестно еще, оплатят ли мне векселек, господа хорошие!.. Болен король, серьезно болен, а вы его подписью под нос тычете… В столице еле бунт разогнали, ну да ладно, заплачу все сполна, без стражи обойдемся… Вот ваше золото, господа, подавитесь… Милости просим, заходите еще, глядишь, сочтемся, там посмотрим, кто найдет, кто потеряет!