Путь миротворца

— Что все это значит? — сварливым голосом возопил он, глядя снизу-вверх; Флоя, самая низенькая из всех, оказалась выше его на голову. — Кто будет платить за погром? Здесь убытков на сто динаров, безумные дикари!

— Успокойся, весь этот винный бурдюк стоит не больше пятидесяти! — прикрикнул на него сотник.

Дедуган комично подпрыгнул, накаляясь от такого оскорбления таверны и желая доказать, что ее истинная цена минимум в десять раз больше.

— Мы… как-нибудь рассчитаемся, — дипломатично улыбнулся Марк, подтолкнув друзей к двери. — Мы… не при деньгах сегодня… простите.

Пятеро аделиан спешно удалялись от таверны, откуда доносились возмущенные вопли протрезвевшего старосты. Кричал он с таким запалом, что заключить можно было одно из двух: либо он совладелец «Четырех бочек», либо просто несчастный человек, на глазах которого пострадало самое родное пристанище.

* * *

От таверны до Храма призвания было не менее двух часов ходьбы вдоль густых ароматных садов Зеленой идиллии, напоминающих дремучий лес, обросший посредством волшебства сочными фруктами. Пожилой сотник, увлеченно рассказывал свою историю, а его длинный меч, висевший на поясе, волочился острием по дорожной пыли.

— Наш Орден разбитых оков — древний и славный. Никто не ковал мечи и секиры лучше нас, и никто не держал их в руках лучше воинов нашего ордена. Горы южных ветров помнят нашу славу, как мы освобождали невольников с горных рудников темных князей. Невольничий город у подножия Гор южных ветров освободили мы. И мы создали могучую твердыню, где всякий угнетенный находил пристанище. Эх, сколько славных воинов взрастили мы в нашем городе!

— Подгорный чертог? — взволнованно спросил Харис. — Я слышал о нем.

— Да, да, мой славный Подгорный чертог, — прохрипел старый рыцарь со скорбной грустью.

— Но я слышал… его разрушили исполины Хадамарта, — Харис снизил голос. — После разгрома войска Ликорея в Темной долине, тринадцать лет назад.

У Экбаллара мгновенно зажглись глаза и жилы вздулись на лбу.

— Порожденья Гадеса! Они убили всех, кто не успел уйти в горы, а затем своры даймонов подожгли все, что могло гореть. Тех, что выжили, увели в Подземные копи Амархтона, — сотник затряс головой. — Мы сами, сами виноваты в этом, несчастные! Зачем мы устраивали эти кровавые состязания, зачем? Мало нам крови в битвах было? Ожесточились мы. Избавляя людей от страха, мы отягощали их бременем жестокости. Темная воля Хадамарта тайком прокралась в наши души…

— Воля Хадамарта?! — поразился Харис. — В сердца воинов-освободителей?!

Сотник кивнул со скорбным гневом:

— Воин-освободитель не может ненавидеть. Даже такого презренного врага как Хадамарт. Он хочет помочь, очистить, исправить. Ему вообще чужда жестокость. Он освобождает человека и идет дальше. Радость узника, получившего свободу — вот самая благая награда воина-освободителя.

Марк невольно смутился. Слова сотника как-то совсем не увязывались с его мрачным обликом воина, побывавшего во многих передрягах. Но все же слова эти были искренни: в душе старого вояки явно оставалось что-то светлое и любящее.

— Словом, очерствели наши сердца. Так и навлекли мы врага на себя и на семьи наши, глупцы! Сыновья мои полегли в той битве, — голос сотника надломился. — Хвала Всевышнему, жена моя почила годом раньше, не дожила до того горького дня. А дочь моя замуж вышла, да вовремя от нас ушла. Вот я один и остался.

— А изолит откуда к тебе пристал? — спросил Харис.

— Остатки Ордена я возглавил, да только не борьба это уже была, а сплошь месть за горькую обиду. Одиночество и отчаяние томило каждого из нас. Вот и выпустил Хадамарт своих изолитов нам на пятки. Они разыскивали нас по одному и порабощали одного за другим. Они не стремились нас убить, нет. У них была иная цель — сделать из нас предателей, отступников. Они лишали нас веры, радости, вытягивали все силы, обрекая на тоску и одиночество. Я держался долго. Но это порождение Гадеса знает свое дело. Сначала навеет призрачные мечты, измучит тщетными надеждами, истомит искушениями, а потом и обрушит холод и боль отчаяния. Самые крепкие воины падают в этот миг…И я пал. С тех пор изолит стал моим постоянным спутником, вино — моей единственной утехой.

— Отчаянье — это верная гибель, — добавил Харис.

— Отчаянье? Это и отчаяньем не назвать… Я не боялся смерти, нет. Страшно было то, что я хотел умереть, но не мог. …Хвала Всевышнему за вас, воины света!

Сотник закашлял и его хриплый голос совсем заглох. Марк, Харис и Никта понимающе молчали и только Флоя, не удерживала язык:

— Мое мирянское селение спивается. Хоть там и нет ни одного изолита.

— Ты в этом уверена? — искоса глянул на нее Харис. — Изолиты видимы далеко не для всех. Разве не видела, как пялились на нас эти пропойцы в таверне?

Марк чуть не остолбенел от удивления. Теперь понятно, как себя чувствовали сидящие в «Четырех бочках» миряне, смотря на воинов, рубившихся с невидимым врагом. Ясно, почему староста назвал их безумными.