И Пакистан будет разделен расстоянием в тысячу миль на два отдельных фрагмента. Восточный фрагмент говорит на бенгали; они мусульмане, но говорят на бенгали. Западная секция говорит на урду, пенджаби, синдхи. И вскоре возникнет конфликт на почве языка, и бенгальцы отделятся, потому что окажутся в меньшинстве. Они никогда не смогут стать настоящими правителями Пакистана. Править всегда будут пенджабцы - а бенгальцы не могут этого стерпеть.
В такой ситуации окажется Пакистан, и в Индии эта ситуация будет во много раз умножена. Индуисты не боролись между собой, потому что должны были бороться с мусульманами. Как только не станет мусульман, Гуджарат начнет бороться с Махараштрой, - и они действительно стали бороться. Они убивают друг друга из-за мелочей.
Город Бомбей на самом деле построен гуджаратцами, говорящими на гуджарати парсами. Это самые богатые люди... вся индустрия и все остальное. А труд совершили махараштрийцы. И большинство населения составляют махараштрийцы; они говорят на маратхи и не понимают гуджарати. И в Бомбее происходят постоянные вооруженные столкновения между людьми, говорящими на маратхи и гуджарати. Они боролись за то, должен ли Бомбей оставаться в Махараштре или отойти к Гуджарату, потому что эти провинции собирались разделиться.
И повсюду происходила постоянная борьба, потому что как только главная борьба была отброшена, куда девать агрессивные инстинкты? Если вы хотите единства, вам нужен кто-то, с кем можно бороться, - чтобы оставаться сплоченными, необходим общий враг. Если общего врага нет, вы начнете ссориться между собой - о мелочах, о бессмысленных вещах.
Теперь они борются в Индии. Пенджаб хочет отделиться, стать независимой страной. Бенгал стал независимым от Пакистана. Тысячи людей были убиты, но, в конце концов, эта нация стала независимой.
Южная Индия хочет отделиться от северной, потому что северная Индия говорит на хинди, а южная не имеет с хинди ничего общего; у них есть свои языки. Вы удивитесь, узнав, что хинди ближе к английскому, шведскому, швейцарскому, итальянскому, немецкому - ко всем европейским языкам, - потому что это родственные языки. Все они родились из одного источника, санскрита. В немецком языке, по крайней мере, тридцать процентов слов происходят из санскрита. В одном небольшом европейском языке, литовском, семьдесят процентов слов санскритские - что превосходит даже хинди; он ближе всего к санскриту. Но в Южной Индии языки не имеют ничего общего с санскритом; у них совершенно другие истоки.
И теперь они борются за то, чтобы не позволить хинди быть государственным языком, потому что это не их язык. Они хотят, чтобы государственным языком оставался английский, которым владеет только два процента людей.
Это смехотворная ситуация! Язык, которым владеет два процента населения, становится государственным, а язык, которым владеет больше половины Индии, нельзя принять, потому что вторая половина против нее.
В Южной Индии происходили вооруженные столкновения между говорящими и не говорящими на хинди. Были сожжены поезда. На юге нельзя повесить в своей лавке объявление на хинди. Лавку сожгут вместе с доской объявлений. Нельзя говорить на хинди, даже если другой человек его понимает. Он не подаст никакого вида, что понимает, он будет говорить на своем языке.
Борьба - это животный инстинкт. Люди просто находят поводы, чтобы ссориться. Но что-то всегда остается целью.
Все языки - а в Индии тридцать языков - хотят быть национальными языками. Это невозможно. Прошло сорок лет, но они так и не пришли ни к какому заключению. Они к нему никогда не придут, потому что, какой бы язык они ни выбрали, двадцать девять языков окажутся против; большинство всегда будет против избранного языка. Избранный язык может получить большинство, но двадцать девять языков тут же сплотятся - как только один язык выбран, они готовы с ним бороться.
Английский они готовы принять, потому что это не родной язык. Он такой же иностранный для одного языка, что и для другого. Но иностранный язык, который за триста лет британского правления в Индии не смог распространиться более чем среди двух процентов... невозможно, чтобы он был национальным языком. Девяносто восемь процентов человек не понимают ни слова по-английски. Все эти тридцать языковых групп выбросили английский из своих школьных программ. Значит, в будущем поколении не будет даже этих двух процентов, процент будет становиться меньше и меньше. Эти два процента составляют люди старой британской выучки.
Но если каким-то чудом и удастся сделать какой-то язык национальным, будут другие проблемы. Как только решается одна проблема, люди создают другую.