Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной

На другой день генерал-губернатор был у меня с ответным визитом, а потом я имел с ним встречу, и мы беседовали об общем положении. Из его слов я заключил, что мой приезд считают несвоевременным, а наше военное положение неустойчивым. Пребывание во Львове, даже недолгое, выяснило мне многое. Я убедился, что существуют два течения: 1) русская администрация во главе с генерал-губернатором графом Г.Бобринским, которая против поддержки православного движения в оккупированной Галиции; 2) "русская партия", возглавляемая графом Владимиром Бобринским, Чихачевым… подкрепляемая галицкими деятелями "москофилами", стоит за более активную, определенную, энергичную политику в этом деле. К этой группе тяготел и я, хоть и расходился с нею в тактических вопросах. Мои сторонники наседали на меня, настаивали на действиях быстрых и решительных, согласно пословице: "Куй железо, пока горячо". Директивам их я не следовал, ограничивался посещением некоторых приходов, которые добровольно присоединились к нашей Церкви, а также назначал в них православных священников, согласно настойчивым просьбам прихожан: "Дайте же настоящего русского священника, с бородой, надоели нам эти бритые униаты!" В этот приезд я назначил в один приход молодого священника В.Стысло, из галичан, окончившего Житомирскую семинарию.

Перед отъездом из Львова "русская партия" просила меня приехать к 6 декабря, ко дню именин Государя, чтобы пышным архиерейским служением в храме Успения при Ставропигиальном Братстве [57] торжественно манифестировать присоединение Львова к России.

По возвращении в Почаев я получил извещение, что Верховный главнокомандующий меня примет в Ставке (26 ноября в Юрьев день).

Я прибыл в Барановичи. Великий Князь принял меня ласково и спокойно. За завтраком мы шутили, а потом беседовали у него в кабинете в присутствии его брата Великого Князя Петра Николаевича. Я извинился, что не заехал сразу после назначения, объяснил мотивы.

— Я не очень сочувствую созданию особого управления церковными делами в Галиции, — сказал Великий Князь Николай Николаевич. — Война — дело неверное: сегодня повернется так, завтра иначе.

Я понял, что он разделяет точку зрения протопресвитера Шавельского, которому не нравилось нарушение единства военного управления всей занятой войсками территории. Кроме военного духовенства, он не признавал другой церковной организации в пределах фронта и ближайшего тыла.

Я сказал князю, что меня его телеграмма смутила.

— Мне разъяснили, — заметил он.

— Но темное пятно клеветы на моей работе осталось, — продолжал я, — мне трудно работать с воодушевлением, когда на мне тяготеет обвинение в "огне и мече"…

Тут вмешался в наш разговор Великий Князь Петр Николаевич:

— Я хочу вам поставить церковно-канонический вопрос: имеет ли Синод право устраивать свое управление, пока территория еще не русская? Она ведь остается и сейчас территорией Вселенского Патриарха…

— По смыслу церковных законов, Церковь в своем управлении следует за государствами. Если территория уже управляется русскими гражданскими властями, то и Русская Церковь имеет право организовать свое управление. Я не настаиваю — я исполняю лишь волю Государя. Сейчас я еду в Петроград и сложу с облегчением возложенную на меня миссию. Во всяком случае, я не хочу, чтобы моя церковная деятельность в Галиции могла бы хоть в какой-либо мере мешать планам высшего военного командования, — ответил я.

— Да нет, нет… что вы… — заговорили Великие Князья.

На этом наша беседа кончилась.

Затем я имел встречу с Начальником Штаба генералом Янушкевичем и протопресвитером Г.Шавельским; мы обсуждали частные, детальные вопросы, связанные с моим управлением; тон их разговора со мною мне показался благожелательным.

Посетил я и военную церковь при Штабе во имя праведного Николая (Кочанова) Христа ради юродивого, патрона Главнокомандующего; там ежедневно совершалось богослужение, прекрасно пел небольшой хор из каких-то мобилизованных артистов. Из Ставки я проехал прямо в Петроград.

В ответ на мое заявление о намерении сдать мою галицийскую должность все в Петрограде замахали на меня руками: "Что вы, что вы, разве можно отказываться! Надо немедленно ехать! В Галиции развал, нужно все наладить, нужен глаз епископа" и т. д. Я сам знал, что там не все благополучно. Доказательством тому было уже много фактов, кое-чему я сам стал свидетелем. Приведу для примера хотя бы следующий характерный эпизод.

Приходят как-то раз в Почаев галицийские мужики и жалуются: "Австрийцы нас угнетали, но никогда не били, а ваш уездный начальник: ах, та-ак… — вот тебе за священника!"

Подобные случаи, к сожалению, во время оккупации бывали, В Галицию посылали не лучших чиновников, а сплавляли худших. В результате — пьянство, растраты, мордобой…

В Петрограде меня уговорили должность не сдавать, и я выехал прямым поездом во Львов с целым вагоном подарков для солдат, а также с грузом селедок, сухарей и проч. для разоренного войною галицкого населения в новых православных приходах.