Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия(Георгиевского), изложенные по его рассказам Т.Манухиной

Мой интерес к людям и ко всему, что в мире есть значительного и прекрасного, связан в своих корнях, как я уже сказал, с чувством свободы, которая для меня настолько живая действительность, что я не представляю себе ни христианского отношения к миру, ни пастырства вне блюдения этой драгоценнейшей традиции православия. Внешнее право, закон… — значение этих основ жизни я преувеличивать не склонен. Государство строится на юридической основе — на праве, а Церковь отводит юридическим отношениям ограниченное место; область Церкви не право, а Правда, праведность. "По нужди и закону пременение бывает", — говорит великий апостол Павел (к Евр. 7, 12). Не человек для субботы, а суббота для человека; если нужно, можно в субботу и колосьями попользоваться. Какие чудные страницы отведены наставлениям о свободе в Евангелии: о превосходстве благодати над ветхозаветным законом, животворящего духа — над мертвящей буквой! Случается мне иногда не останавливаться перед строгим блюдением церковно-юридических требований. Вот, например, больной вопрос о расторжении брака. Иногда разводу жизнь ставит неодолимые препятствия. Нет нужных документов, и достать их нельзя из советской России (из "Загса"), нет и денег, чтобы заплатить за издержки, а супруги, оказывается, уже лет 15–20 тому назад расстались и теперь обзавелись новыми семьями. В этих случаях, для избежания беззаконного сожительства, я даю развод, даже с нарушением строгой буквы закона. Не обвиню я и священника, если он когда-нибудь по нужде кого-нибудь повенчает без соблюдения некоторых формальностей (в запечатанном конверте храня до времени свидетельство о браке). Я не враг закона, не анархист, но я и не раб закона. Одно рабство допустимо, говорит апостол Павел, — рабство Господу, но это рабство есть высшая свобода, ибо раб Божий есть его сын во Христе. И тут иногда я получаю укоризненные письма: что вы смотрите! что делаете! Обер-прокурор по вас плачет!.. Обратите внимание — профессор вашего Богословского Института Федотов намеревается читать лекцию "Евреи и христианство" и т. д. А нападки на о. Сергия Булгакова? У "карловчан" не нашлось для него ни одного доброго слова, только осуждение: гордец! еретик! осудить! запретить!.. и проч. Разве такое беспощадное, жестокое, фарисейское отношение есть подлинное христианство, церковный подход к человеку? Не из страсти противоречия, не из желания снискать популярность защищаю я о. Сергия Булгакова, а потому, что знаю драгоценнейшие качества этого одаренного, высокодуховного пастыря.

Надо беречь внутреннюю, духовную свободу Христову и от политических посягательств на нее, и от уз формального восприятия Правды Божией. Однако "свобода", "терпимость" не значат попустительство греху. Как прекрасно говорит об этом святой апостол Павел (Гал.5,13)! Надо помнить, что в этом отношении существует грань непереходимая. Уступая в несущественном, формальном, надо быть непреклонным в вопросах принципиальных; когда затронута сердцевина Истины, совесть, тогда уступок быть не может. В области церковно-административной это сказывается на моих отношениях к епархиальному духовенству снисходительностью к слабостям и отдельным падениям, т. е. ко грехам не принципиальным, не затрагивающим христианских принципов пастырской совести. Но если я вижу, что повреждены самые корни, тут я строг и непреклонен. Властью я пользуюсь осторожно, считая лучшим способом воздействия не внешние репрессии, а внутренние — когда стремишься вызвать к жизни то доброе, что таится в душе человека. Но для этого надо уметь терпеть, ждать, когда семена прорастут. Епархиальное духовенство и я — мы одна семья, со своими делами и интересами (тут я допускаю некоторый оттенок клерикализма), и, как всякая семья, мы стараемся "не выносить сора из избы".

Любовь ко Христовой Свободе определяет и мое отношение к монашеству. Любимое мое детище! В его суровых трех обетах я вижу многовековым опытом добытые средства, освобождающие человеческую душу от всего, что ее опутывает, мешая ей свободно и беззаветно любить Бога и ближнего. Видеть в обетах самоцель — какое непонимание самой сути монашества! "Бог не Молох…" — любила говорить покойная игуменья Леснинского монастыря матушка Екатерина. Нестяжание, целомудрие и послушание только пути к достижению высшей свободы. Человек, освободившийся от самости (самолюбия во всех его проявлениях), неуязвим для обид, он являет великую моральную духовную силу, неотразимо действующую на других. Вот почему социальная работа миссионерского монашества плодотворна лишь на фундаменте аскетизма: без аскетической основы она легко попадает в тенета страстей: самолюбия, гордости, взаимного соперничества, что не только мешает успехам дела, но и просто его разрушает. Как часто хорошо задуманное общественное начинание оказывается недолговечным, умирает, разъеденное мелкими человеческими страстями!