-- Алексей, встряхнись! Всем тяжело! Сам знаю - без скреп Первожреца альянс трещит по швам. Гончии борзеют, драконы слушают только Ленку, часть помещений замка недоступна…
Младкор согласно кивнул:
-- Светлые кучкуются, неписи озверели, во Фронтире кого только не видели: пятнистых, олдеров и даже - шхерящуюся в скалах виртполицию… Враг не дремлет…
-- Вот-вот! Так соберись же!
Лицо Алексея вновь исказила мученическая гримаса, почти мгновенно сменившаяся злым оскалом:
-- Да собран я! Хоть в Крым, хоть в Рим! Толку то?! Этот мудак слишком много на себя завязал! На свою харизму, на удачу, славу, любовь богов!
Оркус осторожно покосился на небеса:
-- Неназываемый говорит, что с Глебкой все в порядке… Надо просто подождать...
-- Ага, в порядке… Что русскому в радость, то немцу смерть! Ладно… Прости… Реально срываюсь. - Алексей медленно выдохнул, затем тряхнул головой и энергично растер руками осунувшееся от усталости лицо. - Короче, по делам нашим скорбным… Найдено более семнадцати тысяч надгробий. Как ты знаешь - мироздание одарило всех участников Битвы сорокадневным посмертием. Сегодня, кстати, день последний, сороковой. Удалось воскресить почти...
Младкор говорил и говорил, сыпя цифрами потерь и достижений, расходов и трофеев, а Оркус слушал вполуха, давая парню выговориться и борясь с желанием закрыть глаза. Взгляд особиста пытлив и натренирован, а оттого - у Оркуса крепко щемило сердце. Непривычной, тоскливо-щенячьей болью…
Он не хотел видеть, как мокрым изваянием застыла на краю алмазной воронки Багира. Котята несмело подвывали у ее могучих лап, а растерянный Саблезуб, уже который день беспомощно метался вокруг.
Как лежащая на осколке гранита Главгончяя, с сорванными до мяса когтями, все тянула и тянула заунывную похоронную песнь. И даже серебряная чаша с крепчайшим бразильским кофе - не могла вырвать Искру из тяжелой меланхоличной тоски.
Как потерянно бродит по полю Бомба. Теперь бы она еще больше понравилась Умке - воительница мало того что заметно округлилась, так еще и в один миг поменяла масть на пепельно-белую. Просто ее волосы поседели в один день…
Понравилась бы, если б Умка не исчез вместе со своим вождем…
Как бросала в котлован лепестки цветов невесть откуда взявшаяся кроха-Аленка. И даже отсюда Оркус легко мог прочитать по ее губам: “дядя Глеб, ты обещал вернуть мне папу!”
Наконец, мироздание сжалилось на старым воином. Случилось то, чего он не испытывал уже десятки лет. Слезы накатили на глаза, затуманивая взор и хоть немного облегчая сердечную боль...
Пролог