Путь Моргана

– Теперь я понимаю, – сказал Ричард Доновану, – почему вас так тянет в неведомые края. По своей воле я уезжал из Бристоля только в Бат – потому что это был мой привычный, знакомый мирок. Покидая свой мир, человек неизбежно заражается тягой к странствиям, ему приходится стать более сильным и зрелым, иначе ему не выжить. В людях очень сильна привязанность к родным местам. Вероятно, я и сам таков.

– Привязанность к родным местам – распространенное явление, Ричард. Но я избавился от нее – из-за нищеты и острого желания выбраться из ее трясины, покинуть Белфаст, разорвать все узы.

– Вы учились в благотворительной школе?

– Нет. Один добрый джентльмен взялся опекать меня и учить грамоте. Он справедливо утверждал, что знания – верный путь к процветанию, а пьянство – столь же верный путь в ад.

Воспоминания вызвали у Донована едва заметную улыбку. Опасаясь показаться назойливым, Ричард сменил тему:

– И все-таки почему вода стала красной? Вам когда-нибудь уже случалось видеть такое?

– Нет, но я слышал о воде, превращающейся в кровь. Матросы – суеверный народ, они верят, что красная вода – дурное предзнаменование, символ гнева Божия или дело рук сатаны. Но я считаю, что это такое же естественное явление, как желание совокупляться. – Донован выразительно пошевелил бровями и усмехнулся, заметив, как смутился Ричард. Он уже понял, что Ричарду ненавистны обвинения в ханжестве именно потому, что в глубине души он и вправду немного ханжа. – Должно быть, при извержении вулкана с морского дна поднялся красный ил. А может, эта «кровь» состоит из множества крохотных морских существ.

Порой на флотилию налетали шквалы, по силе не уступающие предыдущим. Во время одного из них «Александер» серьезно пострадал – впервые за все плавание. Короткие цепи, удерживающие деревянную рею на мачте, порвались, и парус, подвешенный к ней, свободно болтался в воздухе. «Скарборо» и «Дружба» замедлили ход и стали дожидаться, когда на «Александере» поймают и укрепят парус, а это было рискованное дело.

В день летнего солнцестояния пошел дождь, сменившийся снегопадом, а потом на палубы судов обрушился град размером с куриное яйцо. Овцы не пострадали, но для свиней и людей удары таких градин оказались более чем ощутимыми. Вот они, летние радости сорок первого градуса южной широты! На сорок первом градусе северной широты располагались Нью-Йорк в Америке и Саламанка в Испании, где во время летнего солнцестояния никогда не бывало ни снега, ни града. Может, путешественники и вправду оказались с нижней стороны земного шара и мир вокруг них в буквальном смысле слова перевернулся? Должно быть, думали многие матросы, пехотинцы и каторжники, низ земного шара гораздо тяжелее верха.

К Рождеству все три корабля достигли сорок второго градуса южной широты и продолжали преодолевать по сто восемьдесят четыре сухопутные мили в день, несмотря на ненастную погоду. В канун Рождества им повстречался самый громадный кит, какого путешественники только видели за все время плавания: длина этого голубовато-серого животного превышала сто футов. По-видимому, он явился пожелать им счастливого Рождества, от его прыжков дрожала вся палуба маленькой «Дружбы».

В тюрьме ощущалось праздничное настроение. По такому случаю каторжникам приготовили роскошный обед: гороховый суп с соленой свининой, ломтик соленой говядины и обычную порцию черствого хлеба. Каждому также досталось по полпинты чистого рома из Рио, и кроме того, у каторжников появился шанс заполучить одного из щенков Софи. Накануне Рождества бульдожка разродилась пятью отпрысками прямо на койке Закери Кларка, роды принимал доктор Балмен. Помет удивил всех. Два щенка были похожи на мопсов, два – на жесткошерстных терьеров с выступающими вперед нижними челюстями, а еще один оказался точной копией Уоллеса. Гордый «отец семейства», лейтенант Шарп, разрешил Балмену выбрать себе щенка, и тот взял мопса, как и лейтенант Джонстоун, хозяин Софи. Лейтенанту Джону Шортленду и первому помощнику Лонгу достались терьеры с бульдожьими челюстями.

Положение осложнилось, когда лейтенант Ферзер отказался взять себе щенка, похожего на Уоллеса (правда, он умолчал о том, что причина его отказа – ненависть и к шотландцам, и к шотландским терьерам).

– Куда же мы его денем? – растерялся Шарп.

– Может, отдадим Эсмеральде или его прихвостню Кларку? – предложил Джонстоун.

Все собравшиеся саркастически рассмеялись.

– Нет, мы отправим юного Макгрегора в тюрьму. Ни у кого из каторжников нет собаки, – решил Шарп.

Удачное решение срочно обмыли послеобеденным портвейном и ромом.

Чуть позже, сразу после обеда, два морских офицера, хозяева бульдога и скотчтерьера, спустились в камеру. Шарп нес малыша Макгрегора. Оба офицера были пьяны в стельку, но это никого не удивило, особенно в праздничный день. Еще никто из каторжников не видел морских офицеров трезвыми после обеда. Только на «Дружбе» трезвенник Ральф Кларк расплачивался ромом с плотниками, которым заказывал конторки и бюро, и с каторжниками, которые шили ему всю одежду, от рубах до перчаток.