— Если бы все корабли были окрашены одинаково, как мы отличили бы свои от вражеских? В пороховом дыму нелегко разглядеть флаги и знаки отличия. Ну, ступай на палубу, дружище. Ты слишком подолгу сидишь здесь. — Ричард присел рядом с Айком, снял с него рубашку и штаны и принялся обтирать водой.
— Балмен — идиот, — прохрипел Айк.
— Нет, просто он измучен. Он испробовал все средства и теперь не знает, что предпринять.
— А разве кто-нибудь знает? Можно ли здесь вообще хоть что-нибудь сделать? — Айк совсем исхудал, кожа обтянула кости и стала похожей на пергамент, волосы выпадали прядями, ногти побелели, язык потрескался, губы опухли и запеклись. Но самые зловещие признаки болезни Ричард увидел на его сморщенной мошонке. Бедняга Айк!
— Открой-ка рот, я почищу тебе зубы и язык. — Ричард свернул смоченную профильтрованной водой чистую тряпку и ее уголком принялся чистить товарищу зубы, надеясь, что это немного скрасит его существование. Ричард не раз думал о том, что участь рослого человека незавидна. Если бы Айк был таким же щуплым, как Джимми Прайс, его страдания давным-давно кончились бы. Но эта внушительная гора плоти отчаянно боролась за жизнь. Лишь редкие каторжники сдавались без борьбы, почти все цеплялись за то немногое, что у них осталось, как лишайник цепляется за скалу.
Вонь в тюремном помещении усиливалась, ее источником была трюмная вода. Балмен считался опытным врачом: он семь лет прослужил на флоте, участвовал в экспедиции к западному побережью Африки, но предотвратить распространение болезни на «Александере» ему оказалось не под силу. По его настоянию в душных углах тюрьмы укрепили запасные паруса, свернутые в виде труб, — по ним в помещение поступал воздух из люков, прорубленных в настиле верхней палубы. Сначала капитан Синклер и слышать об этом не хотел, но врач оказался упрямцем. В конце концов, узнав, что к «Александеру» крепко приклеилось прозвище Корабль смерти, Синклер сдался и приказал плотнику Чипсу изуродовать палубу. Но даже и после этого в камеру почти не поступал свежий воздух, и каторжники продолжали задыхаться.
Ричард похудел, но чувствовал себя здоровым, как и его товарищи по нарам и четверо друзей Айка. Уилли Дринг и Джо Робинсон совсем не показывались в камере, а трое их товарищей (еще один умер в Портсмуте) с удобством разместились на нарах, предназначенных для шестерых человек.
Томми Краудер и Аарон Дэвис были в таком фаворе у сержанта Найта, что им не приходилось жаловаться на жизнь. И все же чутье подсказывало Ричарду, что новая вспышка болезни будет сильнее прежней.
— Одного человека мы оставим ухаживать за Айком, а сами переселимся на верхнюю палубу и постараемся собирать как можно больше дождевой воды, — решил он.
Джимми Прайс и Джоб Холлистер запротестовали, Джо Лонг заскулил, а остальные были готовы поднять бунт.
— Мы бы предпочли остаться внизу, — заявил Билл Уайтинг.
— Ричард, ты же сам говорил: пока мы будем фильтровать воду и мыться, мы не заболеем, — напомнил Недди Перрот. — Так что никуда отсюда мы не уйдем. Это ты не дорожишь своей кожей, а я боюсь обгореть.
— Конечно, ведь на «Скарборо» каторжников больше, чем на «Александере», — возразил Уилл Коннелли, — но лишь потому, что они реже умирают и размещены на двух нижних палубах. А мы теснимся на одной, потому что везем еще и грузы.
— А я очень рад, что в трюм «Александера» попали грузы, а не мы, — произнес Ричард, отказываясь от бесполезной борьбы: — Посмотрите, что стало с моряками, когда они жили над самым трюмом. Трюмные помпы на «Скарборо» работают, и это опять-таки заслуга капитана. «Скарборо» командует капитан Маршалл, а нами — Эсмеральда, которому наплевать на трюмные помпы — только бы его стол ломился от еды. Все донные отсеки «Александера» забиты грязью.
К четвертому июля умер еще один человек, а на нарах, предназначенных для больных, уже лежало тридцать каторжников. По мнению врача Балмена, дело обстояло хуже, чем если бы весь трюм «Александера» был забит разлагающимися трупами. Разве мог хоть кто-нибудь выжить в таких чудовищных условиях?