Путь Моргана

Пора заканчивать письмо. Несмотря на свое прочное положение, я не вправе занимать стол на весь воскресный день. И это самое удивительное, Джимми: по какой-то причине (возможно, потому, что меня считают сумасшедшим), я заметил, меня — за неимением лучшего слова назовем это так — уважают. Пиши мне хоть изредка, пожалуйста».

Кузен Джеймс-аптекарь прибыл в Глостер в августе, нагруженный новыми фильтрами, тряпками и одеждой, лекарствами и книгами.

— Можешь и впредь пользоваться старым фильтром, Ричард, он еще не засорился. Чем больше фильтров у тебя будет, тем лучше, а я привез тебе прочный мешок для вещей. В Глостере вода гораздо чище, чем в Бристоле, даже в Джей-кобз-Уэлл. — Джеймс явно нервничал, болтал без умолку и избегал смотреть Ричарду в глаза.

— Ты не отправился бы в путь в такую жару, не будь тому весомых причин, Джеймс, — наконец заметил Ричард. — Начни прямо с дурных вестей.

— Мы наконец-то получили письмо от мистера Хайда с Ченсери-лейн. Сэр Джеймс Эйр рассмотрел твое прошение о помиловании девятого числа прошлого месяца — по крайней мере этим числом датировано его письмо к лорду Сиднею. Тебе отказано в помиловании, Ричард, притом весьма решительно. Судья не сомневается в том, что ты сговорился с этой женщиной с целью ограбить Сили Тревильяна. Несмотря на то что ее так и не нашли.

— Проклятая отсутствующая свидетельница! — пробормотал Ричард. — Ее не было в суде, однако ей поверили.

— Вот именно, бедный мой Ричард. Мы исчерпали все свои возможности. Но вознаграждение ты все равно получишь. Тебя не лишат его, поскольку оно не связано с обвинением. Знаю, у тебя осталось несколько гиней. В следующий раз я привезу тебе новый сундук с потайным отделением в боковой стенке — мне объяснили, что дно и крышки сундуков осматривают чаще, чем боковые стенки. В потайное отделение мы спрячем золотые монеты, завернутые в корпию, чтобы они не звенели и их не удалось обнаружить. При простукивании стенки сундука будут издавать обычный глухой звук.

Ричард взял кузена за обе руки и крепко пожал их.

— Я уже не раз повторяю это, но я и вправду не знаю, как тебя благодарить, кузен Джеймс. Что бы я делал без тебя?

— Был бы гораздо грязнее, милый Ричард, — усмехнулась Лиззи Лок, когда кузен Джеймс-аптекарь ушел. — А по-моему, аптекарь зря привозит тебе фильтры, мыло, деготь и прочие вещи для твоих нелепых обрядов. Ты словно священник на церковной службе.

— Что верно, то верно, — с улыбкой подтвердил Билл Уайтинг. — Зачем так изводить себя, милый Ричард? Бери пример с остальных.

— Кстати, Билл, ты что-то слишком часто вертишься вокруг моих овец, — вмешалась Бетти Мейсон, которая пасла скот матушки Хаббард. — Оставь их в покое!

— Ак кому еще мне приставать, если не к овцам, не к Джимми или милому Ричарду? Впрочем, Джимми и Ричард не охотники до таких развлечений. Кстати, я слышал, что мы зря таскаем каменные глыбы — матушка Хаббард говорит, что новую тюрьму скоро перестанут строить.

— И я слышал об этом, — подтвердил Ричард, заедая последнюю ложку супа куском черствого хлеба.

Джимми Прайс вздохнул:

— Мы похожи на того бедолагу, который втаскивал камень на гору только затем, чтобы в очередной раз увидеть, как он катится вниз. А как приятно было бы узреть плоды своих трудов! — Он перевел взгляд на Айка Роджерса — ссутулившись, тот сидел за столом, на своем месте в дальнем конце, которое никто не смел занять. — Айк, поешь, иначе милый Ричард слопает и твой суп — он у нас прожорливый. У остальных пятерых, которых приговорили к виселице, аппетит от этого не пропал. Ешь, Айк, ешь! Уверяю, тебя не повесят.

Айк не удостоил его ответом, он утратил прежний задиристый нрав. Те, кто разбойничал на больших дорогах, считались аристократами в феде преступников. Айк с самого начала знал, что его ждет, но так и не сумел примириться с судьбой и вести себя, как остальные пятеро приговоренных к виселице.

Ричард придвинулся к Роджерсу и обнял его за плечи. *

— Поешь, Айк, — мягко попросил он.

— Я не голоден.

— Джимми прав: тебя не повесят. В последний раз смертный приговор в Глостере привели в исполнение два года назад, хотя в тюрьме полно приговоренных. Матушке Хаббард нужны работники, на каждого из которых начальник тюрьмы получает по тридцать пенсов в неделю. Если бы мы не работали, ему платили бы всего четырнадцать пенсов.

— Я не хочу умирать! Я хочу жить!

— И ты будешь жить, Айк. А теперь доешь суп.

— Грязный тип этот Айк! Повсюду расхаживает в своих сапогах. Должно быть, от его ног воняет так, что задохнешься! Он даже спит в сапогах, — сказал Билл Уайтинг на следующий день, таская каменные глыбы. — Если его ждет виселица, то и меня тоже. Несправедливо, верно? Он украл пять тысяч фунтов, а я — барана, за которого не дадут и десяти шиллингов. — Обычно он держался невозмутимо, но теперь вдруг задрожал от страха. — Господи, я уже одной ногой стою в могиле! — И он нервозно засмеялся.

— Нам еще жить да жить, Билл.