Путь Мури

– Он терпеть не может котов, – упрямо вставил домовой.

– Какое мне дело до этого? Я подойду к нему, как бы он ко мне ни относился. Я задумал его поощрить – и потрусь спиной о его коляску.

– До того как с Гербертом случилась подобная напасть, он обладал невероятной ученостью, – не унимался домовой. – Досконально выучил кодекс Наполеона!.. А ты ведь и представить себе не можешь, что значит вместить в свою голову целый кодекс…

– И представлять не хочу! – заявил Мури.

Не выдержав, домовой принялся браниться:

– Молодо-зелено! И впрямь, недавно вылупился, а уже готов поучать налево-направо. Сосунок ты этакий. Поживи-ка с мое!

– Я утверждаю: вся ученость ничего не стоит, – спокойно твердил кот, – но он, твой хозяин, кажется, зашевелился. Вот я и выскажу ему свое благоволение.

Домовой не на шутку вскипел:

– Выискался благодетель!

– Многие, подобные тебе, не стоят и моего когтя, – холодно сказал Мури. – А твой хозяин любопытен.

Осадив подобным образом возмущенного знатока Шиллера, кот прямиком направился в библиотеку, прошелся мимо стеллажей, совершенно равнодушно скользнув взглядом по томам Толстого и Майеринка и осчастливил Хелемке своим появлением. Он немедленно принялся тереться об инвалидную коляску. Доктор, застывший до этого в круге торшерного света, встрепенулся и, нагнувшись, разглядел поощрителя.

– Все это суеверия одиноких дур, – пробормотал он. – Неужели тебя не снабдили колбасой и сметаной? Быть такого не может. Фрау Хоспилд любит возиться с такими, как ты, обормотами.

Мури продолжал поощрительство. Хелемке заявил уже совсем нетерпеливо:

– Отстань от меня, существо!

Однако появление кота вывело его из многочасовой задумчивости. Доктор подкатил к закиданному бумагами столу, на котором хозяйничал бледный свет полнолуния. Кнопки телефона – эти светлячки – услужливо вспыхнули. Все свое нетерпение заговорщик излил в проснувшуюся трубку.

– Герр Моллит! Он отказал. Да-да. Я говорю об этом самонадеянном Честфилде. Он взялся меня поучать! Вся надежда на вас…

Да, немедленно. Примите предложение. Как и договорились. Экономка прячет ключи, но у меня запасной… Будьте ровно в пять возле второго выхода – мне понадобится еще кое-какое время, чтобы собраться.

– Он уходит! – в отчаянии вскричал домовой, увидев, как Хелемке, вручную толкая колеса, прокатил мимо дивана в гостиной, на котором почивала фрау Хоспилд (старая дева заснула только к утру).

Герр Хелемке с профессиональностью вора бесшумно прокрался на кухню и, обогнув огромный стол, вырулил к черному входу. Доктор заранее оделся и натянул трогательную шапочку с помпоном. Стало слышно, как к дому подъехала машина. Даже не оглянувшись в сторону гостиной, где разнежилась фрау, Хелемке отомкнул двери. Сквозняк пробежался по распахнутым залам, но ни ветерок, ни холод не возвратили стражницу из утренних сновидений.

– Герберт бросает портреты предков, библиотеку! – продолжал неслышно вопить дух дома. – Что бы сказали на это его дед и отец? Бог ты мой! – раскачивался и прыгал домовой, напуганный и дрожащий, готовый вот-вот лопнуть от напряжения. – Мой хозяин опять свалится с ужасной скалы!

Домовой в отчаянии заметался под библиотечным потолком, натыкаясь на многочисленные книжные полки, летая над Аристотелем, Платоном и Ницше, отталкиваясь от Декарта, Гегеля и Ксенофонта. Книги безмолвно терпели все эти прыжки и полеты, а Мури вот что заявил:

– Ну, с какой стати ты распрыгался и распсиховался? Твой хозяин хоть чем-то занялся, а большинство двуногих, которых я встречал в пути, совершенно не знают, что им делать. Они прячут в песок голову, толкаются туда-сюда, верят в чепуху насчет приносимого котами счастья, а от этого только портят жизнь таким, как я… Да будет тебе известно, я восхищен твоим хозяином – пусть хоть он и трижды расшибется в лепешку! А экономка – обыкновенная дура!

– Помилосердствуй! – возопил домовой, которого передернуло от подобного заявления. – Как ты смеешь презирать женщину, вызволившую тебя из петли? Ту, которая принесла тебя в дом, накормила и обогрела!

– Разумеется, дура, – ничуть не смутившись, повторил кот. – Всю жизнь, словно безмозглая курица, толчется на кухне, дрожит при виде каждого порядочного самца. И весь путь ее – на ближайший рынок!

– Неблагодарный! – трясся домовой.

– Ты слишком привык к своему мирку, – снисходительно сказал Мури. – А ну-ка дом с этой твоей библиотекой разорвется в клочья, и все твои книжки полетят вверх тормашками в разные стороны… А уж я видел, как разрываются на части дома! Рано или поздно это произойдет, можешь не сомневаться. Что же ты тогда станешь делать? Бесславно угаснешь на куче разбросанного хлама?

В это время старая дева проснулась. Укоряющий вопль разнесся по дому. Экономка еще некоторое время хлопала себя руками по непривлекательным бедрам. А Мури подошел к ней и принялся похрупывать, потрескивать и тереться о ноги фрау, похожие на две хворостины в тапках. Минуты не прошло, как на кухне он уже заглатывал печенку, не слушая укоров совершенно потерянного домового, который бродил рядом, задыхаясь от негодования.