Читаем Путь на Индигирку полностью

Данилов потоптался и нехотя пошел к машине. Мы с Федором в темноте вглядывались друг в друга. Каким-то иным казался мне Федор, трудно еще было понять, что с ним произошло, но что-то в нем было иное, чем прежде. Может быть, стал собраннее? Что-то такое было в нем… Наверное, и Федор обнаружил во мне то, чего прежде не было, мне показалось, что он успокоился. Молчал он, молчал и я.

— Извини, — сказал я, — вырвалось как-то, сам не пойму…

— Все еще помнишь старое, — другим, спокойным тоном сказал он. — Не дошел до фронта, завернули, сказали — и у нас фронт… На водителя выучился. Услышал, что горные предприятия на Индигирке открываются, подался сюда… Ладно, хватит, поспать надо… — оборвал он себя, круто повернулся и размашисто зашагал к машине.

Так я и не узнал, что с Натальей. Из темноты появился Данилов, наверное, стоял где-то поблизости, ждал, может, придется вмешаться в случае необходимости. Эх, хороший парень! Как он оказался опять рядом с Федором, что их теперь соединяло?

Данилов с охотой принялся рассказывать. Машу и Гриня давно потерял из вида, что с ними, не знал. Сам он, Федор и Наталья с трехлетним сыном жили в поселке горного управления, где была крупная автобаза. В этом же поселке редактировал газету и Рябов, по старой памяти дружил с ними. Второй раз он не женился, Данилов объяснял это просто: на Севере женщин мало. А мне показалось сложнее, не хотел, наверное, Семен случайной связи… На Индигирку Федор жену не взял, сказал — когда устроится с жильем. Наталья согласилась.

— Вот как все была, — закончил Данилов рассказ обычной своей фразой. — Однако, спать пойдем…

Он отправился в машину к Федору, я вернулся в халупу. Растревоженный разговором, никак не мог заснуть. Только начали закрываться глаза, как Филимонов принялся будить нас. Хозяева, дорожники, матерились, молили господом богом и чертом поскорее убираться вон и не мешать им отдыхать.

Морозный воздух привел нас в чувство. Посветлело. Заря едва пробивалась в черни облаков. Тайга стояла сумрачная, седая от инея, как старинное серебро. Кое-как понатыканные деревья, болотные кочки, похожие на пеньки, прикрытые снегом, бурелом… Залезли в машины и, не мешкая, тронулись в путь.

След дорожников уходил вправо, к «прижимам» скалистого берега реки Неры. Там строилась дорога, в отвесных скалах виднелись черные пасти штолен, пробитых для закладки аммонала. Кое-где, припертые к скалам, стояли высокие лестницы, будто готовился штурм средневекового замка.

Нам надо было сворачивать в другую сторону, на лед Неры. Дорожники, как было условлено с Филимоновым, сделали для нас последнее доброе дело: соорудили временный мост через глубокий овраг, преграждавший путь к Нере. Миновать его — и мы, считай, на льду Неры.

Перед самым мостом водитель резко затормозил.

— Надо взглянуть, — сказал он.

— Пойдем, — согласился Филимонов.

Вместе с ними отправился к мосту и я. Мы прошли по накату нетолстых бревен. От шагов наших бревна «играли», как клавиши.

— Как тут ехать? — спросил водитель, останавливаясь посреди моста.

Впервые я присмотрелся к нему. Крупный, немного обмякший человек, припухшие, наверное, от бессонной ночи, щеки, унылые темные, как переспелая вишня, глаза. Толстые ноги, толстые руки с толстыми, темными от въевшейся грязи пальцами — рукавицы он оставил в кабине.

— Что же ты думаешь делать, как выехать на Неру? — спросил Филимонов, не вступая в спор.

Водитель не ответил, сказал, глядя под ноги в щель между бревен:

— Жидковаты устои…

— Пойдем посмотрим, — с готовностью сказал Филимонов.

Мы спустились под мост. Водитель и Филимонов огляделись.

— Выдержат, — сказал Филимонов.

— Не поеду! — водитель мотнул головой. — Рисковать не хочу. И вы меня не заставите.

— Послушай, — просительным тоном, которого я никак не ждал, произнес Филимонов, — поедем. Прочно стоят, это же видно.

— Не могу рисковать.

— Да какой тут риск? — возразил Филимонов, глаза его засветились улыбкой. — Ну что ты уперся?

— Кого потом судить будут? Вас?

— Меня! — теряя терпение, заорал Филимонов. — Я тебе подписку дам, беру ответственность на себя.

— Ну да, поди потом, разбирайся… — Водитель опять упрямо мотнул головой.

— Послушай, прииски на Индигирке надо срочно открывать, там металл, пойми ты, — сказал Филимонов. — Нужно нам сейчас золото вот так, — он резанул рукавицей по вороту телогрейки. — Каждый просроченный день мы эскадрилью истребителей будем терять. Пойми ты.

— А что мне понимать? Жизнь дороже…

Водитель полез было наверх по откосу оврага.

— Да жизнь тут при чем? — крикнул ему вслед Филимонов.

Водитель остановился, обернулся.

— Обвалится, куда я из кабины денусь?

Мы поднялись наверх, у моста толпились водители с других машин.

— Я под мост встану, — сказал Филимонов. — Влезай в кабину, заводи, я встану под мост. Ну, по рукам, что ли?

— Не поеду!

— Сволочь! — как-то удивленно усмехаясь, сказал Филимонов. — Ну и сволочь!

— А что вы на меня?.. — чуть не плача, заговорил водитель. — Кто вам право дал?.. Мост комиссией не принят… Никакого права…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза