Читаем Путь на Индигирку полностью

— Наскочили мы на засаду, — заговорил Филимонов, — положили коней… Рядом со мной стреляла, в горячке я и не приметил, как затихла. После боя поднял, не дышит уже… Пуля прямо в лоб, в самую середину. Не пряталась, стреляла до последнего вздоха… Жить мне тогда не захотелось, не знаю, как и выкарабкался, еле опомнился.

— Да, повоевали люди… — сказал водитель. — И там сейчас, на материке, наступление идет… А у нас ни тебе выстрелов, ни тебе сражений…

Мы надолго замолчали.

Как я заснул, не помню. Проснулся от сильнейшего удара головой в ветровое стекло. Филимонова тоже ударило. Оба мы сползли с сиденья. Упершись руками в край свекла, сдвинулись на место. Прямо против машины в каком-нибудь метре от радиатора ослепительно светилась мраморная в обхват колонна. Пригляделся, увидел, что это ствол лиственницы, забитый снегом. Вовремя мы остановились! Водитель сидел, привалившись к спинке и запрокинув голову.

— Дальше не поеду, — сказал он. — Заснул вместе с вами… Машину разобью, вас угроблю. Спать надо.

<p>XII</p>

Мы молчали, все еще приходя в себя. Водитель был в том же положении, с откинутой головой, будто спал.

— Нет, поедешь, — вдруг зло сказал Филимонов, — еще как поедешь.

— Не поеду!

— Ну-ка, вылазь, — приказал Филимонов. И тон его голоса, и неправильно произнесенное слово говорили о том, что он готов сейчас на все.

Шофер рывком оттолкнулся от спинки, открыл дверцу, выбрался из-под руля на подножку и спрыгнул в снег.

Мы также вышли на снег. Сзади нас стояла вереница машин, длинные иглы света прорезали затихшую, припорошенную снегом тайгу, звонко разносились голоса людей.

— Что там у вас? — крикнул кто-то.

— Умоемся и поедем, — ответил Филимонов без малейшего сомнения в голосе. — Ну-ка, давай… — негромко сказал он водителю и сам зачерпнул пригоршню снега.

Мы принялись ожесточенно «умываться» колючим снегом, вытерли намокшие лица шапками. Остатки сна слетели, я забрал в легкие побольше свежего воздуха. Хорошо!

Шофер не пытался протестовать, молча влез в машину. С шумом захлопнув дверцы, он слегка сдал машину, объехал лиственницу, и покатили дальше.

В середине ночи опять начал одолевать сон. Филимонов чертыхался, ерзал на сидении, и в конце концов, увидев в свете фар наспех сколоченную халупу дорожников, распорядился подвернуть туда. Лучи прожекторов выхватили из темноты развороченный вокруг гусеницами тракторов снег, обрывки стальных тросов, железные бочки с горючим, черные пятна, оставшиеся от костров, которыми разогревали моторы и коробки передач.

— Часок отдохнем и дальше, — сказал неугомонный Филимонов.

Мы вошли в халупу. Теплый спертый воздух, как вата, окутал нас. Кто-то чиркнул спичкой. Неверный огонек осветил вповалку спящих на замызганном полу людей. Начали пристраиваться, где могли, раздвигая спящих, бросая на пол кто чем богат — телогрейки, тулупы, полушубки. Сон у меня пропал, я вышел наружу. Моторы заглохли, фары погасли, ночь скрадывала очертания машин. Люди разбрелись, кто куда — в халупу, в кабины машин, где грели неостывшие моторы. Лишь неподалеку от меня стояли двое и негромко разговаривали. Знакомые мягкие интонации голоса одного из них поразили меня. Я приблизился и заглянул в его лицо. Призрачный свет ночи, неизвестно откуда берущийся, обрисовал скуластое лицо с удлиненным разрезом глаз и широким переносьем.

— Николай! — воскликнул я. — Колька Данилов!..

Улыбка едва блеснула в темени его глаз.

— Узнал, однако… — проговорил он. — А я тебя давно приметил, еще как садился в машина.

Я крепко ударил его по плечу, он поймал мою руку, с силой сжал ее.

— И ты на Индигирку! — воскликнул я.

— Ну-у! — протянул он чисто по-северному. — Вторым водителем я. Главный на машина вот… — и Данилов кивнул на стоящего рядом высокого человека. — Как узнали, пошли на Индигирка. Свой река… Помнишь, дорога я хотел строить? А теперь водитель стал. Федя, — Данилов повел головой в сторону стоявшего рядом и до сих пор молчавшего человека, — сказал: «Зачем дорога строить? Давай дорога ездить, иди ко мне в помощники». Я сказал: «Ладна, будем ездить…» Он сказал…

— Федор? — перебил я, приглядываясь к его соседу.

— Я! Федор! — сказал тот.

— А ты же на фронт ушел?.. — вырвалось у меня. — Как же так? Ну, здравствуй…

— Здравствуйте, — холодно ответил он, но руки не подал. — Подозреваете, что сбежал? — спросил он, вглядываясь в мое лицо.

— Странный ты человек… — пробормотал я.

— Какой есть, — не замедлил с ответом Федор.

Данилов решительно вмешался в разговор:

— Федор сейчас сказал: «Он будет вспоминать старое…» Я сказал: «Неправда ты говоришь…» — Данилов приблизился ко мне, и, заглядывая в мое лицо, спросил: — Что будет?

— Коля, — проговорил я с решимостью, — пойди в машину, надо мне поговорить с Федором.

— Зачем тебе один говорить с Федором?

— Ну-ка, иди, иди, — сказал я. — Давай, жми!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ошибка резидента
Ошибка резидента

В известном приключенческом цикле о резиденте увлекательно рассказано о работе советских контрразведчиков, о которой авторы знали не понаслышке. Разоблачение сети агентов иностранной разведки – вот цель описанных в повестях операций советских спецслужб. Действие происходит на территории нашей страны и в зарубежных государствах. Преданность и истинная честь – важнейшие черты главного героя, одновременно в судьбе героя раскрыта драматичность судьбы русского человека, лишенного родины. Очень правдоподобно, реалистично и без пафоса изображена работа сотрудников КГБ СССР. По произведениям О. Шмелева, В. Востокова сняты полюбившиеся зрителям фильмы «Ошибка резидента», «Судьба резидента», «Возвращение резидента», «Конец операции «Резидент» с незабываемым Г. Жженовым в главной роли.

Владимир Владимирович Востоков , Олег Михайлович Шмелев

Советская классическая проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза