Приговор суда присяжных, собранных вчера для проведения судебного поединка, ни на йоту не отличался от любого другого приговора в таком же процессе, где обвинитель проигрывал бой и признавался тем самым клеветником. Барон Эрве IV, сеньор де Донзи и прочая, и прочая, приговаривался к бессрочному изгнанию за пределы Аквитании. Где у него, впрочем, и так не было никаких особых дел. Территорию герцогства виновный должен был покинуть в три дня.
Хотя нет, одно отличие от множества себе подобных вынесенный приговор все же имел. На этот раз изгнание из Аквитании могло быть заменено двухлетним паломничеством 'конно и оружно' в Святую землю. И тогда уже срок вступления приговора в законную силу зависел от того, когда будет объявлен поход. К всеобщему удивлению, барон выбрал второй вариант и теперь с полным правом находился в Лиможе, ожидая призыва Ричарда. Правда, долго ждать ему не пришлось.
Король опять сумел удивить всех. Оказывается, еще два месяца назад им были высланы грамоты знатнейшим сеньорам Англии, Франции, Бургундии, Фландрии и иных христианских земель, кои приняли уже крест и готовились к святому паломничеству. В оных грамотах содержалось приглашение прибыть на христианскую Ассамблею, посвященную освобождению Святой земли из-под пяты неверных. Каковая и должна была состояться девятнадцатого апреля в славном своей святостью лиможском Аббатстве святого Марциала. Так что, уже к вечеру после поединка во все окрестные замки и даже пользующиеся особо доброй славой постоялые дворы начала съезжаться знать обоих королевств, а также герцогств и графств, чьи сеньоры сочли для себя невыносимыми обиды, причиненные сарацинами христовой вере.
Одо Бургундский и Симон Эльзасский, Тибо Шампанский и Теобальд Труасский, Луи Блуаский и Симон де Монфор, Рено де Монмирай и Бодуэн Фландрский, Гуго де Сен-Поль и Матье де Монморанси - эти и множество других могущественных и достойных герцогов, маркизов, графов, баронов, опоясавшись силой меча, поспешили откликнуться на призыв короля Ричарда. И вот, наступила славная дата.
Широко распахнув ворота для именитых гостей, Сен-Марсьяль едва вместил всех прибывших на зов короля и Святой церкви. Торжественный молебен вели поочередно его высокопреосвященство Анри де Сюлли - кардинал и архиепископ Буржский, его преосвященство Жан де Верак - епископ Лиможский, его высокопреосвященство Пьетро да Капуа - легат его святейшества Папы и, конечно же, преподобный отец Антуан - настоятель аббатства.
О, лиможской братии было чем удивить самых искушенных ценителей доброго молебна! Уже который десяток лет местные святые отцы раскладывали песнопения одноголосого григорианского хорала на три, четыре и даже пять голосов певчих. Нигде более в христианских землях это искусство не пустило еще корней. И вот, сегодня то, что столетия спустя музыковеды назовут Аквитанской полифонией, пленяло и будоражило сердца собравшихся под сводами аббатства суровых воинов.
Ни господин Дрон с господином Гольдбергом, ни даже Кайр Меркадье - надо полагать, по худородности своей - к торжественному молебну званы не были. Что и понятно - и так яблоку некуда упасть. Зато они прекрасно устроились совсем рядом, в небольшой, но чистенькой монастырской гостевой трапезной, из открытого окна которой были видны не только широко открытые ворота монастырской церкви, но даже и спины участвующих в молебне знатных гостей. И уж конечно, было слышно почти все, происходящее внутри.
Вот псалмы и гимны, наконец, закончились, сменившись размеренным речитативом. Вот закончился и он. Вот чей-то голос - по всей вероятности, Петра Капуанского, представляющего здесь самого Папу - перешел от прославления Господа к, если можно так выразиться, текущему моменту.
Доносящиеся до трапезной обрывки речи более чем внятно доводили до публики всю сложность оного момента. 'Иерусалим, где покоилось когда-то почитаемое тело Господа' ... 'взяты врагами креста Христова' ... 'приумножают тьму нечестивых деяний, причиненных Ему' ... 'взяты также другие города и крепости' ... 'сохранилось лишь немного таких мест, которые не попали бы под их владычество' ...