- У мессира Серджио был удар, - сердито брюзжал второй голос. - Я пустил ему кровь, поставил пиявок и дал выпить отвары. Мессиру сейчас лучше, но ему нужен покой. Никаких визитов, никаких гостей, лежать в постели еще два дня, как минимум. И лишь потом потихонечку можно вставать...
- Как же так, - недоумевал голос оруженосца, ведь мессира приглашает сама государыня, Алиенора Аквитанская, матушка короля Ричарда!
- А вот и так! - возражал брюзжащий. - Хоть ангел господень на страшном суде! Мессир останется в постели, если имя Шешета бен Ицхак Бенвенисти еще хоть что-то значит в этом мире!
Голоса стихли, и господин Дрон опять начал было засыпать. Правда, с этим что-то не очень ладилось. Мыслей в голове не было никаких, но и уснуть не получалось. Так, лежал, пропускал через себя какие-то доносящиеся снаружи звуки, вдыхал запахи.
Как вдруг чья-то сухая, теплая и легкая, как пух, ладонь легла ему на голову...
ГЛАВА 3
"Это была она".
Как бы мне хотелось, государи мои, написать здесь эти слова безо всяких кавычек! Да ведь и логика, и грамматика ничуть не протестуют против этого. Это была действительно она!
Но нет! Здесь тот самый случай, когда по форме все правильно, а по сути - издевательство. Так что, не стану вводить в заблуждение доверчивого читателя, решившего уже было, что это графиня Маго, наконец, одумалась. И что это ее теплая и легкая, как пух, ладонь легла на голову страдающему герою. Увы, нет. Не одумалась.
И все же, это была она!
Мать короля и величайшая из женщин этого времени! Герцогиня Аквитании и Гаскони, графиня Пуатье, королева Франции в первой половине своей жизни, королева Англии - во второй, богатейшая и влиятельнейшая женщина христианской Европы, Алиенора Аквитанская!
Господин Дрон поднял взгляд, сердце его дрогнуло и пропустило удар. А затем вдруг забилось с почти юношеской прытью. Мама дорогая! - некстати вдруг подумалось ему, - а ведь ей сейчас восьмой десяток. Какой же была она в молодости?!
Годы покрыли лицо Алиеноры сетью морщин. Но не тронули ни нежного овала чуть удлиненного лица, ни изумрудно-зеленых глаз, ни золотистых локонов волос... А улыбка! А глаза - то смеющиеся, то загадочные, то обещающие, но в любом случае лучащиеся жизнью и светом! И это в семьдесят пять лет! Поразительно! Невероятно!
- Мессир, - проговорила она своим низким грудным голосом, - вы спасли короля. Впрочем, что я говорю! Вы спасли мне сына! Ричард... Ричард - это все, что у меня есть... Я знаю, вас послал Господь! Не спорьте - я знаю! Тогда, в конце марта мне был сон. Я видела идущего вдоль крепостной стены Ричарда и тот роковой выстрел. Король не успел укрыться за щитами и был поражен в плечо. А потом десять дней угасал, и я ничем не могла ему помочь!
Алиенора говорила и говорила, а господин Дрон слушал и наслаждался. Какой текст! Какая экспрессия! А голос, черт побери, а голос! Да в наше время оперные сцены всего мира передрались бы за него! Алиенора же тем временем не останавливалась ни на миг.
- В ту ночь я постарела на целую жизнь. А наутро, велев загрузить повозки, в страхе и слезах помчалась сюда, в Лимож! Надеясь успеть, если и не спасти, то хотя бы принять последний вздох моего Ричарда... Господи, когда я встретила его, живого и здорового! Когда я узнала, что выстрел все же был, но вы, вы, мессир, защитили короля... Я молилась всю ночь. А наутро послала за вами. Мне сказали, что вы больны. Что ж, если гора не идет к Магомету...
- Как же вас пропустил этот... - спросил господин Дрон, просто не найдя, чем заполнить повисшую вдруг паузу.
- А, наш маленький мудрец? - улыбнулась королева. - Ну, что вы, мессир! Мы знакомы с достопочтенным Бенвенисти лет уже, наверное, тридцать. И я просто не могу себе представить, чтобы он попытался меня куда-то не пропустить. А пришла я к вам, чтобы сказать: отныне и навсегда буду счастлива выполнить любое ваше желание, любую просьбу - коли у старой герцогини достанет на это сил. И буду считать при этом, что отдала лишь малую часть накопившегося долга!