Путь на Олений ложок

Илюша открыл Глаза, уперся руками в каменистую землю, недоуменно поглядел вокруг. Лицо его было в кровоточащих ссадинах; одежда изорвана, в черные растрепанные волосы набилась сухая хвоя и мелкие листочки брусничника, а голова была такая тяжелая, что, казалось, сейчас только одна она и мешала Илюше немедленно подняться на ноги. Но он все-таки нашел в себе силы побороть эту тяжесть и, подобрав под себя ноги, сел; ощупал голову, руки, ноги, поводил плечами — жив и цел, затем стал вспоминать, как случилось это несчастье. Однако память не поддавалась усилиям. Много ли, мало ли пролежал он возле этого корявого, полусгнившего на корню кедра — не вспомнить.

— Ох-хо-хо, — порывисто вздохнул Илюша и поморщился от боли. А над хребтом жарко полыхала заря. Тайга наполнялась густым сумраком; вверху, в розовой мгле, глухо шумел свежий ветер, покачивая макушки мачтовых сосен; где-то недалеко, на сухой звонкой лесине, тоскливо постукивал неугомонный труженик-дятел. На тропе, под небольшим обрывом, недвижимо лежала Илюшина лошадь. По ее голове смело, с гордым хозяйским видом разгуливал старый ворон. Тучи мошкары и мух уже витали над трупом лошади. А всего в каких-нибудь десяти шагах, в неглубокой ямке, дрожа и тонко поскуливая от нетерпения и голода, таилась ободранная, в клочьях линялой шерсти лисица.

Когда Илья поднялся, пошел к лошади, ворон, зло и отрывисто каркнув, поднялся на дерево, нехотя перебежала в другую промоину лисица. Илюша остановился, потом присел возле оскаленной лошадиной головы.

— Как же все это произошло?! — в отчаянии произнес он, сжав кулаки. Он осмотрел обрыв, кучу прибитого водою хвороста на дне обрыва, большие острые камни, о которые разбилась лошадь. — Должно быть, споткнулась об эту лесину, упала… Эх, карька, карька… Надо что-то придумать… что-то сделать…

В тайге с каждой минутой становилось темнее и глуше, неудержимо расплывались по земле уродливые тени. После сильного ушиба Илюша плохо еще ориентировался в окружавшей его обстановке, все тело ныло, мышцы напряженно вздрагивали. Он глядел на крутой каменистый склон горы, по которому едва приметно спускалась звериная тропка. Страшно было подумать, что он остался один, почти на полпути к цели, еще страшнее была мысль: что там, в лагере?

Они, наверно, хватились и, может быть, уже ищут его по тайге… Илюша, охваченный волнением, прошептал: — Что я сделал?.. Что сделал?.. Почему я ничего не сказал Семену? Бандиты эти их перебьют, и только один я буду виноват в этом. Ну, что я сижу здесь? Надо сейчас же действовать…

Он вскочил с места, и, прихрамывая, пошел, переходя от дерева к дереву. Ноги несли его неуверенно, но он все же двигался вперед. Вот он опустился в ложок и остановился возле большого куста рябины. Выдернул из-за пояса охотничий нож, вырезал крепкую палку. Потом нарвал жестких, еще зеленых ягод рябины и стал их жевать. Как ни горьки были незрелые ягоды, он ел их много и жадно и словно не чувствовал, как стягивало все во рту, как деревенели зубы.

— Скорее бы добраться до этого зимняка, а там до сторожки рукой подать…

Палка немного помогала — шаг стал устойчивее, тверже, но наступившая ночь не позволяла двигаться быстро. Илюша был уже весь мокрый, в глаза стекали соленые и едкие, как нашатырь, капли пота.

— Еще, может быть, с час — и дорога…

Где-то в горах жалобно застонал сыч, в ответ ему, словно дьявол, задорно и бесновато захохотал филин — ночная жизнь пробуждалась и торжествовала. Хоть тропинка уже совсем растворилась в ночи, Илья пока шел, не сбиваясь с курса.

Он уже не чувствовал ни усталости, ни боли. Местами, где попадались чистые полянки, бежал бегом, перепрыгивая небольшие завалы и промоины. Одна мысль теперь владела им: успеет ли он сделать что-нибудь, что предотвратило бы несчастье?

Поскорее до сторожки добраться, там все можно сделать: живые люди, телефон…

Перелезая в одном месте через трухлявый ствол сосны, преградивший тропу, Илюша спугнул старого гурана. Зверь, боднув рожками, отскочил в сторону и на мгновение замер, словно приготовился к отчаянному поединку.

— Ну и дурак же ты — не трону! Ишь, какой храбрый…

Через несколько минут мимо Илюши черными силуэтами пронеслись две козули и так же, как гуран, пошли вверх по тропе, помаячив в потемках белыми коротенькими «штанами». Илюша, занятый своими мыслями, даже не остановился, не свистнул вдогонку. Но едва только козы скрылись в чаще, как на тропе появились другие, такие же настороженные и стремительные. Они шли в одиночку и парами, шли, видимо, на водопой к реке, которая протекала по ту сторону хребта, а может быть куда-нибудь к озерам, на солонцы.

На следующей полянке Илюша увидел тройку маралов. Они пронеслись крупной лошадиной рысью. Впереди, грудью расчищая путь, шел огромный и сильный пантач, всегда готовый к отпору.

«Откуда их прорвало?» — на минуту остановившись, подумал Илья. Но долго раздумывать было некогда. Одно он знал: идет по звериной тропе, и встреча с дикой козой, с маралом — дело вполне обычное.