Путь на север

Распорядитель тем временем доставал из мешка сено и засовывал его в отверстия и щели между дровами, лежащими сверху и снизу, так что в конце концов покойница скрылась из виду. Затем надорвал белый атлас обивки с испода крышки, обнажив дерево, обеими руками взял сухой пальмовый лист за черешок и сунул его в костер. Чиркнул спичкой, поднес ее к листовой пластине, очутившейся меж поленьев, зажег с нескольких сторон и раздул занявшееся пламя. Кришан два дня как узнал о смерти Рани, два часа как увидел ее бездыханное тело и прикоснулся к нему, но только сейчас, глядя, как распорядитель разжигает костер, полностью осознал, что Рани вот-вот исчезнет, что ее, по сути, уже нет. Только сейчас он начал осознавать, что все так и будет: тело сгорит, займется сначала сено, потом дрова, пламя охватит гроб, затем кожу усопшей, следом внутренности. Кришан знал, что первыми сгорят волосы, растрепанные непокорные волосы Рани, после ее смерти их причесали и усмирили, затем сгорят ресницы, волосы под мышками, на руках и ногах, потом займется то, что мягче, нежнее — губы, глаза, кожа (все это, наверное, сперва расплавится, потом сгорит). Распорядителю удалось развести под гробом небольшой огонь, пальмовый лист и сено дружно горели, травинки чернели и скукоживались в пламени, и хотя огонь еще не перекинулся на дрова, не коснулся гроба, Кришан чувствовал своим телом то, чтó вот-вот случится с телом Рани. Он представил, как будут гореть ее глаза, такие мягкие, слабые, как расплавятся веки, как хрусталики и радужная оболочка растворятся в кипятке из слезных желез, как свернется сетчатка, а с нею и образы, отпечатавшиеся за всю жизнь, образы красоты и насилия, накладывавшиеся на все, что видела Рани. Пламя под гробом распространялось медленно, равномерно, потрескивало сеном и щепками на поверхности дров, пожирало сухой лист пальмы, выплевывая угольки, и Кришан подумал, что если в теле Рани еще сохранялись остатки памяти или сознания, их тоже вот-вот не станет. Не о том ли она втайне мечтала все время в Коломбо, задавался вопросом Кришан: чтобы все ее мысли и чувства растаяли без следа, чтобы сознание отключилось — чего ей, в отличие от большинства людей, никак не удавалось добиться ни во сне, ни после отупляющего количества снотворного и прочих лекарств, какие она принимала. Отключить сознание ей не удавалось и с помощью шоковой терапии — ни после общей анестезии, ни после электрических разрядов в мозг; ей не удавалось его отключить, как ни старалась она причинить себе вред в надежде, что сильная физическая боль — а обычно она отключает все ощущения, кроме тех, что связаны с ушибом или порезом, сводит весь мир к точке на теле, не оставляя возможности заметить или осмыслить что-то еще, — позволит забыть боль иную, менее осязаемую, но более глубокую.