Путь на север

Кришан еще чуть-чуть поболтал с аппаммой и Рани, потом пошел поздравить мать с Новым годом и вернулся к себе, но заснуть не сумел, хоть глаза и слипались, хоть и кружилась голова. Кришан, зажмурясь, лежал на спине и думал о том, что сказала Рани, представлял, как она сидит перед телевизором в тихой комнате, вокруг темно, лишь на экране мелькают фигуры и тени дрожат на стене. Такое уже было несколько месяцев назад: Кришан зашел к аппамме и увидел, что Рани в одиночку смотрит фильм, правда, тогда телевизор орал на полную громкость, на экране разворачивалась неправдоподобно драматичная сцена — не то похищение, не то вооруженное нападение. Кришан постоял, посмотрел, потом спросил у Рани, в чем дело, из-за чего на экране творятся такие ужасы, Рани смущенно взглянула на него, помявшись, ответила, что сама не знает, попыталась объяснить, в чем там суть, но получилось невнятно. И Кришан догадался, что Рани, хоть и сидит перед телевизором, толком его не смотрит, точно образы и звуки, которые он транслирует, не имеют ни смысла, ни связи друг с другом. И с тех пор всякий раз, застав Рани перед телевизором, Кришан гадал, смотрит ли она его; тот факт, что накануне Рани посмотрела весь фильм без звука, лишь подтвердил его подозрения: невозможно следить за сюжетом, не слыша реплик актеров и тем более музыки, ведь в таких фильмах именно музыка создает эмоциональную окраску, подсказывает зрителям, как им реагировать на определенную сцену — печалиться ли, надеяться, тревожиться или бояться. Вряд ли Рани сумела понять сюжет, почему произошло то или иное событие и чем это чревато для персонажей, и если она действительно была готова смотреть кино без звука, значит, ни его логика, ни смысл для нее не имели значения, то есть она, в отличие от обычных зрителей, не желала и не могла прочувствовать фильм. Чтобы сопереживать персонажам, нужно слышать, что происходит, а смотреть кино, не слыша, значит воспринимать его вчуже, наблюдать за движущимися красками и фигурами, как наблюдают за облаками, плывущими в небе, или за рябью на поверхности озера. При желании мы устремляем взгляд вдаль, на то, что никак с нами не связано и не может на нас повлиять, но слышим мы только то, что поблизости, что способно на нас повлиять: звук, в отличие от зрительных образов, связан с непосредственным присутствием, с возможностью взаимодействия. Потому-то в фильмах и книгах призраки, духи, фантомы обычно являются нам молчаливо, мы их видим, но не слышим, и они нас видят, но ничего не могут сказать: авторы книг и фильмов тем самым хотят показать, что, хотя эти сущности в каком-то смысле и явлены нам, они лишены возможности участвовать в жизни, неспособны действовать и влиять на нас, подобно тому, как и мы в каком-то смысле явлены им, но не можем проникнуть в мир, где они существуют. Кришан не знал, каково это — жить вот так, видеть, но не слышать, и понимать, что тебя тоже видят, но не слышат, однако, глядя на то, как разгорается пламя под гробом, он не мог отделаться от ощущения, что после войны Рани жила именно так — жизнью, в которой уже не было ее любимых и в которой она поэтому не желала участвовать, существовала, скорее, как призрак, не как человек, пусть и в теле, обладающем весом и физически перемещающемся в пространстве, пусть даже по-прежнему способна была на боль и любовь, на смех и на щедрость, пусть даже каждому, кто ее видел, было ясно: душа в ней жива.