Путь на север

Кришан притворялся, будто смотрит на электронное табло над дверьми, на котором отображаются остановки, но, заметив, что Анджум глядит на него, опустил голову и посмотрел ей в глаза. Она стояла спиной к двери, одной рукой держалась за ручку, свисавшую с потолка, другую убрала за спину, расслабленно и свободно покачиваясь в ритме поезда. Лицо ее было непроницаемо, зрачки расширились, темно-карие радужки превратились в тонюсенькую каемку, она смотрела на него так, будто понятия не имела, что на них двоих, особенно на нее, таращится весь вагон. Кришан ждал, пока Анджум заговорит с ним, но она молчала — любое слово, даже сказанное вполголоса, стоящие рядом тут же услышат, — и он осознал: Анджум смотрит на него уже давно и, более того, намеренно; ему вдруг стало неловко в этом битком набитом людьми, залитом ярким светом вагоне, и не только потому, что он снова почувствовал себя беззащитным, но и потому что Анджум специально буравила его взглядом, он это чувствовал, точно бросала вызов мужчинам, пялившимся на нее, точно показывала, что не намерена прятать глаза и скрывать желания, и показывала это не столько мужчинам, которые на нее глазели, сколько Кришану, будто сознавала, как он опасается их взглядов, и давала ему понять — она не боится, в отличие от него. Не желая обнаруживать, что ему неуютно, он заставил себя посмотреть на Анджум, но старался глядеть не в глаза, а на лицо, на темный выпуклый лоб — короткая стрижка его не скрывала, — на тонкие морщинки между бровями, придававшие строгость взгляду, на сережку-гвоздик в левой ноздре, на губы, однако каждая из этих черт словно вынуждала его вновь посмотреть ей в глаза, большие, темные, а может, и сами ее глаза, так серьезно и пристально глядевшие на него, постоянно притягивали его взгляд. Они были почти одного роста, он выше лишь на дюйм-другой, и, стоя напротив Анджум, Кришан отметил, что их тела идеально совпадают и если он придвинется к ней, его грудь прижмется к ее груди, его живот — к ее животу, его лобок — к ее лобку. Кришан с самого начала остро ощущал физическое присутствие Анджум, ее позу, то, как она двигалась, но стоя сейчас рядом с нею — он старался смотреть ей в лицо, не опуская взгляда, — он будто вновь осознал близость ее тела, словно впервые понял, что оно существует в том же времени и пространстве, что и его тело, что ее тело может соприкоснуться с его телом, что оно может покачиваться, двигаться, прижиматься к его телу, отталкиваться от него. Он пока что не знал, нравятся ли ей мужчины, ведь то, что он принимал за возможный интерес, могло оказаться приветливым равнодушием, и даже если мужчины ей нравятся, это еще не значит, что ей нравится он. Правда, взгляд ее постепенно смягчался, становился более открытым, призывным, она уже не допрашивала его, не бросала вызов, а словно бы приглашала, и чем дольше он смотрел на нее, тем больше все окружавшее их исчезало, красноречивые взгляды мужчин теряли силу, немели, звуки тоже стихали, — и механический голос, объявляющий станции, и шелест разъезжающихся дверей, и шарканье ног входящих и выходящих пассажиров, — словно в целом поезде, пробиравшемся по подземному городу, не было никого, кроме Анджум и Кришана: все превратилось в слабый отзвук далекого мира. Кришан почувствовал, что их тела сблизились, лбы почти соприкасаются — почти, но не совсем, — точно они собрались секретничать, но оба молчали, хотя уже и не из опасения, как бы окружающие не услышали, тех больше не существовало, а потому что в словах внезапно отпала необходимость, потому что им больше не нужно было прятать чувства за словами, пытаясь отвлечься, потому что сейчас, когда они стояли друг напротив друга в тяжелой и мерной ясности, какая бывает под кайфом, вдруг стало понятно, что их интересует одно и то же.