Разумеется, порой мы сами предпочитаем забыть — например, по завершении мучительных отношений мы удаляем все их следы из памяти телефона, дабы вычеркнуть их из жизни, — и в этом смысле забвение не так уж и отличается от памяти, это важная и необходимая часть нашей жизни, в равной степени нужная для того, чтобы определить, кто мы такие и к чему стремимся. При этом сознательное забвение, необходимое для того, чтобы примирить наше прошлое с настоящим, коренным образом отличается — Кришан это знал — от забвения, навязанного нам против воли: оно зачастую лишь способ вынудить нас принять то настоящее, к которому мы не желаем иметь ни малейшего отношения. И если забвение было навязано нам таким образом, неизменно появятся люди, которые будут упрямо помнить, люди, которые будут сопротивляться не только тому, что власти стремятся стереть те или иные события прошлого, но и забвению как таковому, неизбежному со временем, — люди, почитающие своим долгом помнить о жизни, которую у них отобрали, и неважно, в силу каких причин: они будут делиться историями, изображениями, песнями, видеороликами, сохранившимися в их сердцах и на жестких дисках, и позаботятся о том, чтобы их прошлое и дальше существовало хоть где-то, как-то, даже если исчезнут все объективные доказательства, даже если в публичном пространстве невозможно будет рассказывать эти истории. Даже если больно делиться тем, что происходило во время войны, даже если большинству легче страдать молча, утаивая воспоминания о той жизни, которую они пытались построить, и о той силе, что ее уничтожила, все равно останутся люди, которые упорно будут помнить — в том числе активисты, художники, архивариусы, сознательно избравшие себе такую стезю, но большинство все же обычные люди, у которых просто-напросто нет другого выхода, люди вроде Рани, которые в самом прямом смысле не сумели принять жизнь, лишенную того, что они потеряли, люди, утратившие способность участвовать в настоящем и потому до конца своих дней обреченные жить воспоминаниями и мечтами, строить в уме, подобно храму Пусала, монументы и мемориалы, которые им не дано выстроить во внешнем мире. Вот почему, неожиданно понял Кришан, стоя в саду, Рани в Коломбо так часто бывала задумчива: вовсе не из-за депрессии или печали, просто она строила в уме место, где сумеет воссоединиться со своими потерянными сыновьями, место, куда можно удалиться от мира, который каждый день и каждую ночь бомбардирует пустотой ее чувства.