Мужчина коротко кивнул и, передав коня батракам, прошел в пахнущие теплом и свежим хлебом сени. Комната в доме была светлая, большая, по традиции разделенная печкой на две половины, жилую и гостевую. Путник огляделся: деревянные, выскобленные добела, полы, резная, с любовью сделанная, мебель — стол и несколько лавок, наверняка либо сам староста, либо кто-то из сельчан делал, сундук, обитый железом, у окна. Он снял плащ и положил рядом с собой на лавку.
Староста с уважением посмотрел на дорожный костюм из хорошо выделанной черной кожи и высокие сапоги, наверняка заговоренные от сырости и непогоды. Блеснувшая под воротом куртки тонкая вязь стальных колец подтвердила состоятельность незваного гостя: такие эльфийские кольчуги, очень легкие и одновременно очень прочные, специального плетения, могли позволить себе лишь очень богатые люди. Занавеска, висевшая за печкой, отодвинулась, оттуда высунулась слегка растрепанная девичья головка. При виде незнакомца, девушка ойкнула, ткань стремительно слетела на свое место, тут же в жилой половине раздались торопливые шаги и шорох ткани.
— Марфа, хватит наряжаться, подь суды! — окрикнул дочь староста. Девушка выпорхнула из своего укрытия. Невысокая, кругленькая, она напомнила путнику аппетитную булочку, которую с утра всегда выставляли на продажу в пекарне неподалеку от его дома в столице.
— Да, папенька? — девушка старательно тупила взор, бросая быстрые кокетливые взгляды на незнакомца. А тот, по мнению девушки, был весьма хорош собой: еще не старый, но уже давно не юнец, высокий, поджарый. Темные, почти черные, волосы, достаточно коротко стриженные по бокам, длинная челка неровными прядями падала на высокий лоб, золотистые с зелеными искорками, будто у соседского кота, глаза ярко блестели из-под густых темных бровей. Осмелев, Марфа посмотрела ему в глаза и невольно обомлела, поежившись под пристальным взглядом, что у твоего жреца на исповеди — хочешь, не хочешь, а во всех грехах признаешься. Незнакомец усмехнулся, совершенно точно поняв её реакцию, и лениво отвел взгляд, делая вид, что осматривает комнату.
— На стол накрой, видишь, гость у нас! — одернул девушку отец, — Простите, господин, она молодая еще. Жена уж год, как к богам ушла. Вот и живем с дочерью.
— А других детей у тебя нет? — незваный гость перевел свой пристальный взгляд на хозяина.
— Сын есть, но он уже своим двором живет, старшие дочери тоже, они давно разъехались, вот она, младшая, последняя рядом осталась.
Марфа по привычке хихикнула, отбросила за спину золотисто-пшеничную косу, спускавшуюся ниже пояса, и, весело стрельнув голубыми глазами, запорхала по горнице с извечной бабской суетливостью.
Вскоре перед гостем стояла миска с горячим рассыпчатым картофелем, щедро сдобренным куском сливочного масла, горбушка еще теплого утреннего хлеба и кружка киселя из погреба. Он благодарно кивнул, чем вызвал смущенный взгляд синих глаз, и с явным наслаждением принялся за горячую еду.
Староста несколько раз порывался заговорить со странником, узнать какие-то новости или сплетни, которые можно было бы обсудить вечером в корчме, но тот отвечал хоть вежливо, но односложно, явно не желая говорить много. Поев, он вытер рот поданным ему льняным, накрахмаленным до хруста, полотенцем и, развязав кошель, положил на стол две серебрушки:
— Спасибо, добрые люди!
— Что вы, господин! — замахал руками староста, — Вы бы на ночь-то остались, а вон тучи ходят, того и гляди снег пойдет!
— Некогда мне, — странник понимающе взглянул кошачьими глазами на девушку, та зарделась, потупилась, как и положено скромной сельчанке, — Тороплюсь. Лучше скажи, как к ведьме дойти?
— Идите по дороге до конца деревни, а там тропка налево вильнет, к соснам, это она и есть, — с видимым сожалением напутствовал староста. Отпускать такого гостя вот так, сразу, еще и к молодой ведьме, не хотелось, но и настаивать перед благородным господином он не смел.
Путник кивнул на прощание и вышел, попросив привести коня. Взяв поводья, он медленно, оберегая хромого гнедого, зашагал по деревенской дороге. Вскоре дома закончились, мужчина свернул на тропинку и двинулся вглубь леса.
Тропа была проторена совсем недавно, узкая, почти прямая, на ней еще рос бурый, заиндевелый от мороза мох. Между деревьев проглядывали редкие, уже сморщенные от мороза, ягоды брусники. В одном месте пришлось обогнуть деревья, вырванные ветром с корнями.
Конь гневно фыркал, косил глазом, то и дело закладывал уши, всем своим видом выражая презрение этой непритязательной местности, но покорно хромал за хозяином.
Сосны нехотя начали расступаться, и на полянке появилась избушка. Маленькая и резная, словно пряничный домик. Такие обычно ставят на окна в дни празднования зимнего солнцестояния. Небольшой двор был огорожен высоким, почти в человеческий рост, частоколом, на котором путник почувствовал минимум пять защитных заклятий. Не меньше было на узкой калитке. Заклятия были достаточно примитивными, призванными лишь отпугнуть назойливых гостей.