Путь наемника

— Я… — Тут Пакс задумалась. — А что, отвечать обязательно? Впрочем, ладно. Я чувствую себя воином — воином, сражающимся на стороне добра.

— По-прежнему?

— Да.

— И это означает для тебя быть паладином или рыцарем Геда, Фалька, Камвина или кого-то еще?

— Для меня это означает… только то, что я сказала. Сражаться, но лишь за то, что я считаю добром.

— За то, что ты считаешь добром? Не по приказу других? Пакс серьезно задумалась.

— Нет, вы знаете, наверное, нет. Не по приказу, а по собственному решению. Но если боги… Я имею в виду — если боги направят меня…

— Понятно. То есть — не люди?

— Нет. Не люди, а высшие силы, — твердо сказала Пакс. Произнося эти слова, она почти физически ощутила, как отсекает себя от всех знакомых ей воинских братств, ибо ее слова означали преодоление уз присяги любому командиру, господину, даже королю. А как она могла считать себя членом братства последователей Геда, если не собиралась исполнять приказы Верховного Маршала? Пакс даже вздрогнула. Неужели она именно это имела в виду? Поразмыслив, она вынуждена была признать, что именно эту мысль она и выразила в своих словах. Колдун с довольным видом вновь обернулся к огню.

— Скажи, Пакс, тебе эльфы рассказывали, откуда берутся паладины?

— Нет, — ответила она. Кое о чем ее товарищи, конечно, проговаривались во время вечерних бесед у костра, но никаких прямых ответов на свои вопросы ей получить не удалось. В конце концов она прекратила эти попытки.

— Ну, значит, придется тебя просветить. Когда-то давно сами боги выбрали паладинов. Их отметили и избрали среди смертных, желавших сражаться и рисковать ради добра. Дар богов, которым наделены паладины, выражается в том, что они обладают некоторыми особыми способностями. Великие герои, чьи культы возникли по всему миру — некоторых из них теперь называют святыми, — были отмечены и избраны примерно так же. По крайней мере, так принято считать. Но со временем люди, поклоняющиеся тому или иному герою, те самые служители культов, сами начали отбирать кандидатов и готовить их, развивая их силы и способности. Получилось к, что эти люди, служители, оказались посредниками между богами и паладинами и стали навязывать им свою волю. Хотя, как ты понимаешь, поначалу предполагалось, что паладины будут получать указания напрямую от высших сил.

Пакс тем временем подумала об Амберрионе. Неужели сам Гед действительно приказал ему увезти ее в Колобию? Или все-таки это было распоряжение Верховного Маршала?

— Я вовсе не собираюсь обвинять в чем-либо служителей Геда, — спокойно, совершенно ровным голосом произнес киакдан. — Хотя мои слова кто-то может истолковать именно так. Братство Геда немало сделало для наших королевств, и воспитанные им рыцари по крайней мере не забывают, что такое забота о беззащитных. Но то, что было милостью богов, — как цветы, вольно растущие в лесах и полях, — стало каноном, которым распоряжаются служители Геда. Это уже похоже на цветы, растущие в горшках, расставленных вдоль дорожки. Любой цветок по-своему прекрасен, где бы он ни рос, но… — Колдун замолчал и посмотрел на Пакс. — Понимаешь, Паксенаррион, — продолжил он через некоторое время, — не мне об этом судить, но вполне возможно, что время от времени боги даруют особые способности избранным смертным, независимо от принадлежности к какому-либо культу. Если, как ты только что заявила, ты не хочешь больше зависеть от других людей в понимании того, что есть добро и зло, и учитывая, что у тебя есть некоторые таланты — в существовании которых мы уже имели возможность убедиться, — свойственные обычно только посвященным паладинам…

Пакс прикинула, откуда ему об этом известно, но если уж история с камнезмеем дошла до него, то нет ничего удивительного, что он знает и ее продолжение.

Пакс растерянно опустила взгляд.

— Я ведь… я ведь не знаю ничего наверняка. Не знаю, как я смогу сама во всем разобраться.

— В том-то все и дело. В наше время паладин, не связанный с каким-нибудь рыцарским орденом или чьим-либо культом, — редкая птица. И колдун—киакдан вряд ли является кладезем знаний о таких вещах.

С этим утверждением Пакс не могла согласиться, особенно в том, что касалось именно этого конкретного киакдана.

— Когда ты приходила ко мне в прошлый раз, ты принесла мне в дар все, что у тебя было, причем совершенно добровольно.

— Да, — коротко ответила Пакс, по-прежнему не желавшая углубляться в воспоминания о том периоде своей жизни.

— Так вот: среди прочего ты подарила и то, что дарить не имела права.

— Что вы имеете в виду?

— А вот взгляни. — С этими словами он протянул ей перстень герцога с выгравированной на черном камне лисьей головой. — Этот перстень не принадлежит тебе, Паксенаррион, и я не могу принять его от тебя в дар.

Пакс некоторое время с изумлением смотрела на него, а затем на кольцо.

— Но ведь…

— Забирай его. Если ты собираешься вернуться к герцогу, ты должна предстать перед ним с этим перстнем.

Пакс медленно, словно зачарованная, протянула руку, и он аккуратно положил перстень ей на ладонь.

— Надень его.