И вот, он перешёл реку по мосту, перебежал по разбитому асфальту шоссе, и вышел на место, где раньше были клумбы, цветник, который обихаживали старушки, живущие на первых этажах – а теперь здесь было пусто, лишь перепаханная снарядами и облитая кровью земля, укрытая обрывками ткани, платками. Но здание, в котором он жил, было цело. Он бегом побежал туда, ноги его тряслись, в теле началась сильная слабость. Только бы она была жива – мелькнуло в его голове.
Дверь подъезда была оторвана, и покрыта копотью, похоже, всё-таки тут был пожар. Он вбежал по ступеням, и ощутил в подъезде вонь, пахло чем-то сгнившим вперемешку с гарью, похоже тут кого-то сожгли заживо – он уже знал запах горелой плоти.
Ноги подкашивались, пару раз он споткнулся на ступенях, но продолжал карабкаться вверх, тело его не слушалось, словно в страшном сне, когда надо спасаться от чего-то опасного, или сражаться с кем-то, а тело становится ватным, и тебя настигает печальная участь. Наконец поднявшись на свой этаж, он увидел, что дверь его квартиры сорвана с петель, на пороге видна засохшая кровь. Зайдя внутрь он увидел погром, всё было перевернуто, раскидано, шкафы и мебель сломаны, на кухне кто-то вырывал раковину, и сделал из нее подобие печки или мангала, на полу валялись осколки посуды, ложки, стекла на окнах были разбиты, горшки с цветами, которые он с ней выращивал, были разбиты, цветы валялись на полу – кто-то осознанно выдернул их из горшков и раздавил.
– Дикость… Люди никогда не избавлялись от своего архаизма, потому мы и говорим об этом, ругаясь. Мы ещё дикари, мы ещё масса, которую ведет либо вождь, либо духовный лидер, идея, зачастую абстрактная, и которая лишает нас самих себя в определенном движении. Благо, времена тех зверств прошли, теперь начались зверства ошибок Нейросети. А может это не ошибки вовсе? А раньше я бы спрашивал себя, почему человек так поступает, почему он так себя ведет. Но я учился, и наблюдал, я проводил беседы, я читал книги, которые уже никто не читает в наше время, за исключением интроспекторов… А что там в гостинной?
Выйдя в гостиную, он увидел залитый кровью пол. Он посмотрел на стеллаж. Книги, которые он и она собирали, читали вместе сохранились. Сохранилась и фотокарточка, на которой они были вместе в объятиях, была прожжена окурком от сигареты, кто-то написал на обратной стороне: "Струна порвалась. Занавес отсутствует. Кулис больше нет. Больше не больно. Неловкость".
Что бы это могло значить? – подумал он, – И где же Бэла? Куда она пропала? Не могли же её убить… Может, она ушла отсюда до того, как тут устроили погром?
На пороге послышались хрипатые голоса, кто-то жирно и сыто ржал, похрюкивал, другой что-то рассказывал. Был и третий голос, противный такой, словно кто-то дурачится. Но Завергану было уже все равно. Он молча сидел на диване и смотрел на фотокарточку, вглядывался в её лицо, на его глазах норовили появиться слезы – но нельзя. Пока неизвестно.
В комнату вошли трое. Это были коротко стриженные мужчины, судя по виду лет за тридцать, один коротышка, противного вида, в военных обносках, и похоже ему принадлежал тот самый противный голос, поскольку он первым сказал:
– Твои предки! Кто это тут у нас сидит!
Следом за ним зашли двое амбалов, они ничем особо не отличались, обычные тренировочные штаны, уголовные рожи, лысые, у одного не было переднего зуба, и косая бровь, у другого кривой голоса, все трое обросшие грубой щетиной.
– Ты что тут забыл, потерянный? – подал голос один из амбалов.
– Это наша квартира теперь, – подал голос второй, – Так что мы будем учить тебя добру, хы-хы – давай-ка нам сюда свой плащ и всё, что распихано по карманам, и иди – на первый раз прощаем.
Заверган сидел, не обращая на них никакого внимания и продолжал смотреть на фотокарточку. Он вглядывался в до боли знакомые и близкие черты лица, на эту добрую и счастливую улыбку.
– Ты что, не воспринимаешь на слух? – коротышка подошёл к нему вплотную и пощелкал перед его лицом пальцами, – Да он походу потерянный. Эй, ты потерянный? Ты кто?
– Человек… – ответил Заверган.
– Слышь, ты, человек, карманы выворачивай, или сделаем с тобой тоже, что и с хозяином этой квартиры.
Услышав это, Заверган послушно поднялся с рваного дивана, и под жадными взглядами троих мародеров, начал выкидывать из карманов всё, что было, наручные часы, пузырек с арагонитовым раствором, глазные линзы, компас.
– Не много труний… Похоже, придется отрабатывать. Да?
– Гы-гы-гы-ы!
Заверган достал из внутреннего кармана пистолет, и пока они успели сообразить, что к чему, он уже спустил курок и пристрелил коротышку и одного амбала наповал. Последнего он ранил в бедро, тот упал, и начал дико орать, материться, потом просить о пощаде, потом угрожать. Заверган не церемонясь сделал контрольный выстрел в голову, после чего подобрал выброшенные им на пол вещи, переступил через трупы бандитов, и вышел на лестничную клетку. Убрав пистолет за пазуху, он вынул из кармана пачку папирос, щёлкнул крышкой зажигалки Guppi, и прикурил, глядя в одну точку.