Эскадрилья приблизилась к первому просвету между кристаллами. Ведущая «Грозовая птица» свернула в сторону и помчалась вдоль поверхности сферы. Под ней проносились грани величиной с эсминец. Омытые бледным светом октаэдры медленно вращались. По-прежнему не было видно, что скрывается за ними, — все терялось в мерцающей дымке остаточного эфира.
— Война навредила каждому, — сказал Арвида, наблюдая за приближением к цели. — Каждому, кроме тебя.
Есугэй сел, прислонившись к вогнутому корпусу.
— Никто не остался невредимым.
— Но ты до сих пор улыбаешься. Ты до сих пор веришь.
— Все остальные тоже. Им просто нужно вспомнить об этом, и все. Сейчас они думают только о череде поражений. Забывают, что были… бесподобными. Они сражаются в одиночку — все другие потеряны или охраняют стены вдали отсюда. Но они ринулись на врага, озаренные солнцем. Они заставили изменников остановиться, развернуться, погнаться за нами. Они забыли любимую родину, позволили ей сгинуть, и все ради этого. — Таргутаю вспомнился Цинь Са, от которого он не слышал ни слова сомнений. — Но они вспомнят, перед самым концом. Другие легионы провалили испытание, позволив своим душам измениться.
— Другие легионы…
— Прости, брат, я не…
— Нет, ты прав, — перебил Ревюэль. — Возможно, моим братьям стоило бы выбрать путь, которому ты учишь.
— Мы с Ариманом обсуждали это давным-давно, — сказал Есугэй. — На Улланоре и еще раньше. Но всегда мыслили по-разному.
«Ты слишком осторожен, — как-то сказал ему старший библиарий Тысячи Сынов. — Кто-нибудь вообще знает, каким даром ты обладаешь?»
— Ты учишь нас Пути Небес, — сухо продолжил Арвида. — Как ходить между мирами, не оставляя следов в обоих. Всегда затаптывать костер, никогда не строить, нигде не задерживаться. Искусство варпа для тебя не отличается от искусства войны.
Их «Грозовая птица», свернув вслед за первой, лавировала на половинной скорости меж огромных дуговых разрядов, что взметались вокруг и рвались в пустоту. Воздух в отсеке казался то ли жарким, то ли душным, то ли заряженным какой-то энергией. Преломленное кристаллами голубое сияние заливало корабль, легко одолевая свет бортовых люменов, и размывало очертания предметов мягкими синеватыми тенями.
— Но вы всегда были могущественнее нас, — заметил Есугэй. — Даже сейчас у тебя больше силы, чем у меня. Излечи эту… хворь, и, возможно, твоя сила будет величайшей из всех, известных мне. — Он улыбнулся. — В самоограничении есть мудрость, но и слабость.
На это Арвида не ответил. Они стремительно неслись к границе сферы — яростной, окутанной разрядами. Вверху лениво перекатывались кристаллы, словно подвижные стены вокруг узкой двери. «Грозовая птица» снижалась вслед за их перемещениями, стараясь остаться на траектории одного из просветов.
Извилистая эфирная молния хлестнула ее, словно кнут, и почти насквозь пробила кожух двигателя. Пилот увеличил тягу, десантный корабль судорожно рванулся в тень под вращающимися гранями и пролетел сквозь мерцающую брешь в синий круговорот. За иллюминаторами исчезло все, кроме холодного рассеянного света.
Миг спустя они оказались на той стороне. «Грозовая птица» отвернула и зависла над остальными, уже преодолевшими барьер.
Впереди находился центр внутренней сферы размером с небесное тело. Ее нутро, темное, как реальный космос, едва освещала оболочка из молниевых кристаллов на орбите. Под десантными кораблями, в надире галактической плоскости, бурлило радужное пламя — калейдоскопический вихрь в вакууме, от которого болели глаза. Оба псайкера понимали, что означают эти ложные цвета: разлом в оболочке вселенной, из которого вытекал беспримесный варп.
Но они не смотрели на трещину. Они смотрели на то, что находилось над ней, — нечто громадное, вытянутое, черное, как пережженный металл, подсвеченное крохотными красными огоньками, лишенное обозначений, стерегущее пасть бездны.
— Вот и оно, — тихо сказал Арвида.
— Да, брат, — столь же осторожно ответил Есугэй. — Темное Зеркало.
Глава семнадцатая
Илии не удавалось избавиться от мигрени. С того момента как флот вошел в разлом Катулла, ее мучила боль, которая червем-древоточцем вгрызалась в голову и ослабляла зрение. После ухода Хана, решившего исследовать кристальную сферу, генерал вернулась к себе в каюту, достала из шкафчика таблетки и приняла их. Лекарство быстро подействовало, и Раваллион стало лучше, но тупое нытье отказывалось сдаваться и рыскало в глубине черепа, будто злобный призрак.
Она долго просидела на краю койки, сжимая голову обеими руками и борясь с позывами к рвоте. Теперь, когда Илия увидела разлом, на нее внезапно обрушилось понимание всей абсурдности этого похода.