Путь Никколо

Нимало не подозревая о том, что за спиной у него в дымящихся развалинах осталось лежать все имущество Шаретти, и хуже того, также о том, что вдова Шаретти больше не является вдовой, Томас, помощник капитана Асторре, двигался на юг, чтобы принять участие в войне, в сопровождении четырех копейных эскадронов и полусотни наемников, готовых взять в руки ружья, навязанные ему этим юным безумцем Клаасом.

Его сопровождали также двое избранников Клааса: Годскалк и Абрами. Неожиданно для самого себя Томас обнаружил, что рад их присутствию. Абрами, венгр-арбалетчик, обучавшийся в Германии, знал о ружьях куда больше его самого, а Годскалк не только смыслил грамоте, но разбирался также в травах и просто творил чудеса своими порошками и мазями всякий раз, когда в этом возникала необходимость. Так что их путешествие на юг доставляло Томасу удовольствие, несмотря даже на то, что приходилось вести с собой целую толпу всевозможного отребья, — конюхов и прислуги, и всех прочих, — без кого не обойтись в крупной военной кампании.

Это самая скверная часть. Зато было и нечто хорошее: женщины. Вдова всегда оставляла этот вопрос на их с Асторре усмотрение и не слишком придирчиво рассматривала счета. В конце концов, нельзя же ожидать от солдат, чтобы они сами искали себе пропитание, мололи зерно или стирали белье. Это женская работа. А когда наступает перерыв в сражениях, мужчинам требуются и иные удовольствия, кроме игры в кости и выпивки.

Разумеется, в Неаполе недостатка в женщинах не будет. Армия, стоящая в ожидании битвы, притягивает их как слепней, и кусаются они ничуть не хуже, — а если и не они сами, так драки, вспыхивающие из-за них. Так что имеет смысл привезти пару славных девчонок с собой. В повозках имелись даже жены наемников, причем одна из них кормила новорожденного. Пока что единственный младенец на марше, но могут появиться и другие. Это уж от отца зависит. Каждый из наемников получает равную долю. Его личное дело, если он желает кормить лишний рот.

Томас со своим отрядом пересек Альпы без всяких происшествий. В Милане он смог забрать ружья. Там его также ожидал сюрприз, но не слишком огорчительный.

В Неаполь он попал к концу апреля, после множества маневров и обходных маршей, и обнаружил, что город почти невидим за липкой завесой дождя. Он выслал вперед гонца, чтобы предупредить Асторре о своем появлении, в надежде, что в лагере еще остались места для ночлега, где будет сухой пол и не слишком много крыс.

Замок был достаточно велик, чтобы вместить всех военачальников и капитанов, а также этого арагонского короля-ублюдка Ферранте. Но вот расквартировать людей — это дело другое. В некоторых городах армию располагали за стенами, в пределах внешних укреплений, и там строили деревянные бараки. Иногда приходилось обзаводиться собственными палатками. А иногда — насильно заставляли какое-то семейство принять людей у себя.

Когда Томас подъехал ближе, то был рад обнаружить Юлиуса, стряпчего вдовы, поджидавшего его вместе с хорошо одетым мужчиной, который оказался неапольским интендантом. Тот торопливо объехал колонну всадников и повозок и, вернувшись, кивнул. Тут же к Томасу отправили писца и порученца, и вместе с Юлиусом они начали постепенно приводить все в порядок.

В такое время особо не поболтаешь. Асторре, их капитан, отправился на вылазку, — это все, что Томас мог узнать. Затем стряпчий спросил, как прошло их путешествие и все ли в порядке в Брюгге. И Томас, успокоив его на этот счет, в свою очередь поинтересовался, все такой ли старый ублюдок их капитан Асторре? На что Юлиус с мимолетной улыбкой ответил: мол, да он вполне узнает капитана в этом определении.

Исподволь поглядывая на него, Томас заметил, что Юлиус сильно изменился за это время. Он всегда был слишком крепко сложен для законника, и с костистым лицом, какие чаще бывают у профессиональных бойцов. Асторре любил повторять, что ничуть не удивится, если вдова рано или поздно даст ему местечко в своей постели, и тогда всем им придется кланяться мейстеру Юлиусу. Однако, если и так, то она вроде бы ничуть не страдала, посылая его в Италию, да и он не слишком возражал. А если и имелась в Брюгге женщина, которая подошла бы к мейстеру Юлиусу ближе, чем чернильница у него на столе, то Томас непременно прослышал бы об этом.

Так что же изменилось? Исчез этот шальной блеск в глазах, вот что. Тот самый блеск, который втягивал его во все эти переделки вместе с Клаасом и юным Феликсом. Возможно, он скучал по ним обоим или, возможно, завидовал Клаасу, который красовался в своем синем наряде курьера, и сами банкиры кланялись ему, вместо того чтобы старый Хеннинк таскал за уши. А возможно, у них что-то не заладилось с Асторре; это несложно, особенно, если ты не солдат. Или, может, он просто устал от Неаполя и вечного дождя. Человек быстро устает от Неаполя и от дождя, если не любит женщин. Томас, который не меньше чем по два раза опробовал всех девиц в повозках за время пути из Брюгге в Неаполь, искренне сочувствовал Юлиусу.