Путь Никколо

Милан не был насквозь пронизан водой, подобно Брюгге, или построен на ней, как Венеция. Милан защищали два обводящих канала и крепостные стены красного кирпича с шестью воротами. Асторре предложил въехать через Порта-Верчеллина. Это был намеренный вызов, обдуманный и спланированный по пути через Аосту, Иврею, Верчелли и Новару, где они провели целую ночь, начищая оружие и доспехи, как примерная супруга накануне распродажи по банкротству.

Юлиус также внес свою лепту: на рассвете явился со всеми бумагами к опускному мосту и специально для этого случая вспомнил тот чистейший и самый убедительный итальянский, которому его научили за годы, проведенные в Болонье. К полудню он вернулся с подписанным, разрешением и бумагой от герцогского секретаря, дававшей право на дрова, вино и размещение на постоялом дворе. Час спустя, через ворота Висконти, мимо красных крепостных стен с зубчатыми украшениями, они въехали наконец в Кастелло Сфорцеско.

Ибо наследница Висконти вышла замуж за Франческо Сфорца, сына одного из величайших кондотьеров, — да спаси нас Бог, — каких только знала Италия, а Франческо Сфорца вот уже девять лет как герцог Миланский, был вполне способен с первого взгляда распознать выгодную сделку, когда та сама плыла к нему в руки. И вот уже отряд Шаретти двинулся по запруженным миланским улицам в сверкающих шлемах, доспехах и наголенниках, ощетинившись копьями, как многомачтовый военный корабль, и прочие капитаны наемников, также привлеченные сюда предвкушением близкой битвы, оценивающе косились через окна таверн на Асторре, который горделиво восседал на своем прекрасно выученном жеребце с тяжелым расшитым чепраком и сверкающей упряжью.

Сегодня капитан Асторре украсил свой шлем страусовыми перьями; меховой воротник скрывал изуродованное ухо; перстни красовались поверх перчаток. Сегодня он не хотел быть рядовым членом отряда, который на привале сидит у огня вместе со своими людьми, жалуясь на женщин и ростовщиков. Возможно, таким образом он пытался укрепить уверенность в себе перед завтрашним днем, когда глава герцогской канцелярии вызвал его в Аренго, старый дворец Висконти рядом с собором, дабы выяснить, какие услуги может предложить он сам и его отряд.

В конце концов, человек военный лучше всего чувствует себя на поле боя, а не жонглируя словами и поскальзываясь на мраморных полах во дворцах вельмож. Здесь Асторре во всем готов был положиться на своего стряпчего, которого именно за этим и брал с собой. Кроме того, в подарок герцогу он взял африканца Лоппе, который в своем ярко-красном наряде выглядел столь пышно, что ему бы еще подушку (по словам этого насмешника Клааса), и на нем можно было бы спать, как в постели. Также его нарядили в двуцветные чулки, а на шляпу прикрепили герб Сфорца с вышитым золотом орлом и гадюкой, купленный в лавке на Верчелли.

Разумеется, Асторре рассчитывал вернуть потраченные деньги в том или ином виде, как и было заведено. Лоппе, который уже успел поднахвататься итальянского, в присутствии Асторре никак не выражал своего мнения об ожидающей его судьбе. Естественно. Тем не менее, капитан чувствовал себя как на иголках, когда они наконец двинулись во дворец, и даже рявкнул на Томаса, который попытался задержать его известием, что к ним явился некий важный синьор.

Томас, дезертировавший из английской армии во Франции, владел простонародным английским, простонародным французским, ужасающим фламандским и почти не говорил по-итальянски. «Важный синьор» оказался Пигелло Портинари из банка Медичи, который явился забрать свои письма, своих лошадей и своего певчего. Юлиус, уже севший в седло, заявил на это:

— Передай ему, что мы с капитаном уехали во дворец. Мы заедем к нему завтра. Если хочет забрать письма, пусть распишется за них. Клаас знает, где они лежат.

— Я позову мастера Тоби, — предложил Томас.

— Нет, не смей, — возразил Асторре.

Мастер Тоби был сейчас занят в задней комнате с ножом, иглой и своими мазями, пытаясь привести в порядок пострадавшего певчего Козимо де Медичи.

— Клаас возьмет письма. Клаас ему покажет, где расписаться. И Клаас отнесет их в банк для мессера Пигелло, если тот пожелает.

Капитан Асторре не стал добавлять при этом, что Клаас, будучи простым фламандским подмастерье из красильни, по своему низкому статусу и незнанию языка, едва ли сможет наболтать лишнего, — в отличие от самого Томаса.

Асторре наконец сел в седло и присоединился к Юлиусу и небольшому эскорту, который должен был сопровождать их во дворец. Уличная грязь быстро забрызгала его доспехи. Стало еще хуже, когда они пересекли площадь с недостроенным собором. Асторре подумал невольно, что герцогу следовало оставить в покое старую церковь. Все, что от нее осталось, — это фасад; а скоро еще начнут частями сносить Аренго, чтобы собор мог разрастись еще шире. Тогда герцогу придется перебраться в Кастелло. Какая все же глупость: тратить деньги, как воду, вместо того, чтобы пустить их на дело. Случалось, что целые державы разорялись, возводя такие соборы.