Путь огня. Часть 3

Телефон появился у него пару лет назад. Бабушка подарила со словами:

– Слышать не желаю про ваши правила. Я с внуком общаться хочу регулярно, а не раз в год.

Больше всех ворчал дядя Кайлес, говоря, что из хранителя Земли окончательно превратился в королевского почтальона.

Аль и сам себе стеснялся признаться, насколько сильно ждал наговоренных ласковым голосом сообщений, и как тепло ему становилось от них. Ждал, чтобы потом прослушать раз десять, выучив наизусть.

А тут мелочь… Влезла.

– Кристалл, – подтвердил, ощущая, как растет раздражение, и спросил грубо: – Тебе чего?

– Да так, – мелочь покачалась с пятка на носок, опустила голову, разглядывая траву под ногами, – извиниться хотела. Я не должна была в душевые приходить.

Аль вскинул брови. Неужели мозги заработали? Радует. Глядишь, скоро не придется в няньках ходить.

– Ты не думай, я помню, что обещала держаться подальше.

Голова опустилась еще ниже, а носок правого ботинка принялся подкапывать почву.

– Просто ты единственный, с кем я могу быть собой.

Все ясно… Мелочь устала быть мальчиком. Так валила бы домой. Но нет, решила использовать старшекурсника, чтобы выговориться.

– Зря, – отрезал, не проникшись сочувствием, Аль.

Девчонка вопросительно вскинулась.

– Здесь тоже могут быть лишние уши.

Мелюзга нахмурилась, огляделась, никого не заметила, успокоилась и… даже не подумала уходить.

– Я вот спросить хотела. Ты почему не уехал на каникулы? Семья? Родственники злые?

Аль аж подавился воздухом от возмущения. Нормальные у него родственники. Просто желают, чтобы он выжил на ритуале и стал Столпом, а не кучкой пепла. Вот и не мешают становиться сильнее.

– А может, ты сирота? – ахнула девчонка. Еще и носом шмыгнула.

Аль скрипнул зубами. Нет, зря он понадеялся, что кто-то поумнел.

Посмотрел на повернувшуюся к солнцу мелочь. Так и есть – глаза заблестели, нос покраснел.

Поразительно, как можно быть столь слепыми. Даром, что первый курс. А эта? И ведь били. Издевались. Но до конца изжить девчоночье «ах, бедненький» не смогли. Тьфу!

Спрыгнул. Шагнул, нависая и заставив отшатнуться.

– Сирота? – спросил, стискивая кулаки. Почему-то жалость мелюзги действовала на него словно яд. Внутри пекло, хотелось пойти, всыпать ремня или дать подзатыльник.

На лице девчонки промелькнула гамма сложных эмоций: от растерянности до опасения – угрозу в его голосе сложно было не заметить, но природное упрямство победило, и мелочь осталась на месте.

– Я тебя понимаю, – хлопнула ресницами, взгляд наполнился сочувствием, – у меня родители погибли, когда я была маленькой. Я их почти и не помню. Вот сестре тяжелее, она до сих пор забыть не может. Да и дед… – вздохнула тяжело, словно речь шла о чем-то наболевшем.

– Ты не думай, – поправилась, хотя Аль и не пытался возражать, – он хороший, добрый. Просто, – голос упал до шепота, – меня не замечает. Но я все равно скучаю, даже по его молчанию.

Аль отстранился. Взгляд пустил в горизонт поверх стриженной макушки. Неожиданная исповедь проникла глубоко, расставив все по своим местам. Желание девчонки чего-то достичь, достучаться до впавшего в горе деда, побег из дома, где она была никому не нужна. Интересно, заметил бы дед, что внучка исчезла? Впрочем, слуги бы подняли тревогу. Сестра тогда все взяла на себя. Мол, устроила младшую в местную школу-пансион на побережье, а что на каникулы осталась, так дар проявил нестабильность, вот и решили понаблюдать.

– Ты не обязан торчать здесь, – выговаривала ему тогда целительница с таким видом, точно он стащил и разбил склянку с редким лекарством, – это твои каникулы. Я вполне могу за ней присмотреть.

– Для всех вы дальняя родственница, – возразил Аль, – и ваша опека лишь осложнит ей жизнь.

Целительница взглянула со злостью, вздохнула, пожевала губу. Нехотя согласилась.

– Хорошо, вернусь за три недели до семестра, но ты обещал, помнишь?

Он помнил, как мог забыть. Да и хватит ему последних трех недель каникул навестить бабушку на Земле, потискать двойняшек, погулять и отдохнуть.

– Или дело в другом, – мелочь наморщила лоб. Аль уже успел заметить, как смешно она это делает. Кончик носа вытягивается, брови устремляются друг к дружке, глаза темнеют.

– Тебя оставили, потому что ты не успеваешь с учебой? – вскинула на него потрясенный взгляд.

Аль опешил. Да она издевается?! Но нет, в желтых глазах читалась лишь жалость к его невысоким умственным способностям.

Аль услышал скрип собственных зубов. Неужели по нему не видно, что на дурака или тугодума он не похож? Если она сейчас это скажет…

– Бедненький, – протянула, заламывая руки девчонка, – не расстраивайся. Мне некоторые предметы тоже…

– Я здесь по собственному желанию. Взял дополнительный курс, – перебил, недоумевая – оправдываться-то зачем – Аль. И кому он это говорит? Но мелочь внимала так, словно перед ней вещал Девятиликий.

– Только не болтай, – предупредил.

– Нема, как пепел мертвеца, – с серьезным видом кивнула девчонка.

– И семья у меня нормальная. Мать, – помолчал. Не любил он обсуждать с чужими свою жизнь. Особенно эту ее часть.