Путь океана: зов глубин (СИ)

Как же он устал… Скорее бы смерть.

В этот момент внутри Витала что-то вспыхнуло и ослепило. Невидяще он уставился в лицо уже бывшему сослуживцу с немым вопросом «за что?».

— А чего ты ожидал, капитан? Ты ведь знал, на что шёл, затевая свои тёмные делишки, — снисходительный укор Томаса навылет прошёл сквозь Витала. Но ранить было уже нечего.

Шум прибоя в ушах не давал расслышать слова выступавших. Они что-то говорили, прикладывая кулаки к чёрным мундирам. Потрясали в воздухе свитками с показаниями. Швыряли их оземь. Указывали на него. Воздевали руки к небу…

— Решение Гильдии избыточно милосердно.

Этот голос.

Ему хватило воли посмотреть и в эти глаза.

— Вынесенные Гильдией решения во все времена отличались справедливостью и взвешенностью. Именно благодаря им поколения мореходов привели к величию наше общество. Благодаря Гильдии мы стали теми, кем являемся…

… неизменная улыбка… Ирен…

… и ты, Ирен?

… милая, блистательная, навеки скорбящая Ирен… я…

… значит… такая будет твоя…

месть

… худшая из возможных, бесчеловечная пытка надеждой, заранее обречённой…

… понимаю… я…

… я… согласен…

… с каждым твоим словом… я…

… не осуждаю…

— … назидание всем мореходам — несомненно высокий стандарт обоих Кодексов. Но давайте спросим себя. Достаточно ли хорошо будет выучен урок, если Трибунал дарует подсудимому смерть?

Чёрный бархат её мундира сжирал всё солнце и был много ярче всего видимого. Чернее самой черноты. Она говорила не с Виталом. Ей не было до него дела. Отстранённо-приветливо Ирен говорила с мореходами-советниками, не забывая впрочем и толпу зевак у помоста.

— Посмотрите на него. Посмотрите. Вглядитесь в это лицо. От недавнего героя Гильдии не осталось ничего. Капитан Витал только что был убит у всех на глазах. Посмотрите, как же он ничтожен. Достоин ли он быстрой смерти?

В хрустальном голосе слышалась улыбка.

— У него больше ничего нет. Как на доспехах не может быть карманов… Жизнь негодяя донесет до его двуличного разума саму суть Трибунала Гильдии. И уверяю, жизнь эта будет очень. Очень. Очень. Недолгой. Много ли мы с вами знаем примеров долгой жизни рыбы без воды? Я — ни одного. И вот по-настоящему урок будет усвоен накануне искупительной смерти…

Стало очень тихо.

От этих страшных слов толпа затихла.

Молчали даже самые разнузданные пьянчуги.

Море немигающих глаз смотрело на мертвеца у пустующей виселицы.

— Да!

В чаше для голосований звякнул жетон.

— Да!

Ещё один.

— Да!

И ещё. И ещё…

Мир вокруг поглотил мрак.

Витал отупело стоял, и ветер не доносил до него обрывки экзекуторского «чёрный список», «запрет на вход в акватории», «до конца дней своих»…

Он ничего не чувствовал.

Он просто стоял.

Стоял он, и когда с треском срывали с его мундира регалии. Казалось, что погоны сдирают с плечей вместе с кожей.

Но он не чувствовал

ни че го.

Томасу потребовался нож, чтобы отрывать нашивки и срезать ленты с золотой полосой. Впрочем действовал он умело.

Как если бы только и делал, что свежевал мясо.

* * *

К моменту окончания голосования мореходов-советников толпа заскучала.

Не над чем стало ахать и охать, нечему было потрясать кулаками и некому было подвывать.

Сломленный, посеревший, с опущенной головой и застывшим взглядом, словно выдранный из жизни живых, Витал перестал реагировать на любые подначивания, и толпа потеряла к нему всякий интерес.

Люди начали расходиться.

Звука колокола, закрывающего публичное слушание его дела, еле доносился до его разума.

Мореходы-советники разминали затекшие члены и покидали помост.

Трибунал был окончен.

Болезненный тычок в спину вывел его из полузабытья.

— Шагай, Агилар.

Люди с зигзагами Внутренних Войск Гильдии на щёках и висках, вооруженные, как на абордаж, толкнули приговорённого в сторону порта.

С трудом расправив плечи, он поднял подбородок, опустил взгляд под ноги и зашагал на депортацию.

Зеваки таращились на бледного морехода со связанными руками в растерзанном белом мундире. Следом бежала детвора. До его слуха доносились обрывки проклятий и торжества по поводу избавления Гильдии от недостойного…

* * *

Над портом повисла беззвёздная ночь. На волнах вокруг статуи Орфея плясали холодные зелёные блики его неугасимого ока. Синие молнии с тихим треском освещали недремлющую верфь, откуда доносился визг пил и стук молотков: ремонт судов вёлся сутки напролёт, ремонтники работали в три смены.

У неприметного пирса конвоиров ожидали.

— Спасибо, братцы, дальше я сам.

Витал поднял взгляд.

…Томас.

Гвардейцы салютовали и, чеканя шаг, ушли.

— Привет-привет, салага!

Откусывая от булки, всё ещё пахнущей пекарней, Томас стоял, облокотившись на опору ажурной крыши доков. Мышиные глазки поблескивали в зеленоватом освещении, пока он не без удовольствия разглядывал бывшего капитана.

— Ну что, неплохая встрясочка вышла, да, брат?

Рассматривая сверху вниз стоящего перед ним моряка, Витал вдруг понял, что ничерта не понимает по-рыбьи: мокрые губы с прилипшими к ним крошками шлепали друг по другу, раздавались какие-то звуки, но связной для понимания речи не выходило.

Он только безотчетно сглотнул от голода.

— Ты же не будешь возражать, если я пока не стану тебя развязывать?