Между тем почему‑то и на ум не приходит, что здесь и вправду скрыто сокровище. Словно и не знают за собой права проверить такое предположение, не ведают желания испытать его на опыте. Любопытно все, что угодно, кроме этого. Другим вольно понимать, а эти предпочитают пренебречь. А ведь еще Анахарсис куда как резонно укорял невежд, дабы не судили знающих.
Им предпочтительнее пренебрегать, дабы лелеять собственную ненависть: познание христианства не помешает ли ненавидеть? На деле же, если для ненависти нет законных причин, то лучше и отказаться от этой неправедной ненависти. Если же, напротив, удастся убедиться, что ненависть оправдана, то она не ослабеет, а окрепнет. Прибавится повод упорствовать в ней и отрадное сознание собственной правоты.
Киприан Карфагенский
(† около 258)
ТЕРТУЛЛИАН И КИПРИАН
Киприан не только сознавал свою зависимость от Учителя, свою неполноценность рядом с ним, но подавил ради него некоторые свои способности и готов был следовать за ним как на привязи.
В Киприане прежде всего впечатляет не писатель, а человек и епископ. Он замечателен не вспышками гениальности, а психологической тонкостью. Лучшее представление о нем даст врезанный, а не рельефный портрет. Тертуллиан внушает, Киприан объясняет, в нем не меньше своеобразия, но своеобразия более тонкого, уравновешенного. Африка рождала совершенно разных сыновей.
Киприан отличался качествами, которых не хватало Тертуллиану: сдержанностью, участливостью, обходительностью, благоразумием, вкусом к порядку и согласию. Он был рожден для общественной должности. Останься он язычником, из него вышел бы прекрасный прокуратор; обратившись в христианство, он стал замечательным епископом, непревзойденным пастырем своей эпохи.
Возможно, молодого карфагенского адвоката особенно поразила политическая жизнь Империи, годы анархии, постоянные военные перевороты, словно в какой‑нибудь теперешней латиноамериканской республике. Он мог заметить, что только римская администрация, соблюдение порядка и иерархии еще удерживали на плаву тонущую Империю.
Киприан родился в Африке, предположительно в Карфагене, в начале III–го столетия. Родители его были;, богатыми язычниками. Он получил обычное по тем временам образование и сделался ритором. Позднее в письмах к Донату он сам признавался, что юность его была не слишком целомудренной, не вдаваясь, однако, в подробности мимолетных увлечений тех лет.
НОВООБРАЩЕННЫЙ
Он был уже известным ритором, когда обратился в христианство при посредстве старого карфагенского священника Цецилия. Тот лишь вложил ему в руки Библию, остальное довершила благодать. Борьба с собой однако нелегко далась этому молодому мирянину, привыкшему к роскошной жизни. Он рассказывал об этом в письме к Донату, послужившем вступлением к «Исповеди»: «Я бродил вслепую в ночной тьме, меня швыряли волны моря житейского, я плыл наудачу, не сознавая своей жизни, чуждый свету и истине. Тогда я был таков, что вера в благость Божию и упование на спасение стоили мне трудов и сомнений. Как же это человек может возродиться для новой жизни крещением в воде живой, преобразиться, расстаться с собой прежним и, не изменившись телесно, изменить душу и жизнь?» (К Донату, 3–4).
Это обращение наделало шуму в Карфагене. Перемена была совершенная и бесповоротная. Киприан ничего никогда не делал наполовину. Он, подобно Оригену, удалился от всего мирского, соблюдал воздержание и читал лишь Писание и Тертуллиана. С тех самых пор он исключил языческих авторов: ни одной цитаты из них мы не находим в его сочинениях.
Киприан раздал почти все свое имущество бедным и принял крещение. Карфагенская церковь отнеслась к нему по–особому: он был рукоположен в конце 248 или в начале 249 г. и избран городским епископом «присуждением Господним и решением народным». Предпочтя его множеству священников, народ рассудил правильно. По всему, он был предназначен первенствовать: прозорливый и сдержанный, снисходительный и твердый, к тому же качества предстоятеля соединялись в нем с любовью к Церкви. Он сразу занялся укреплением дисциплины и реформой нравов. Но его пастырская деятельность была оборвана свирепым гонением императора Деция уже в первые месяцы 250 г.
ЕПИСКОП В ТРЕВОЖНОЕ ВРЕМЯ
Это было потрясением. Во времена затишья и безопасности обратились многие. Немало неофитов из купцов и чиновников вели прежнюю беззаботную жизнь. В среде случайных христиан началась паника, и они поспешили к жертве в Капитолий, не дожидаясь, пока их туда погонят. Именитые граждане волокли за собой рабов и колонов, женатых — с женами, стариков с малыми детьми. Шли туда и священники, и епископы. Ловкачи ухитрялись не приносить жертвы, а обзавестить свидетельствами о благонадежности.