Путь палача

Вера нравится мне и как женщина тоже. И как друг, с которым просто комфортно проводить время. Возможно, она думает то же самое: считает меня привлекательным мужчиной, и одновременно ей не хочется перекрыть всё это чем-то напоминающим романтику. Мы не пересекаем ту грань, которую сами прочертили: четко обозначили – дружба. И больше ничего.

После очередного рабочего дня (звучит обыденно, но знаю, что на деле – ужасно), по приглашению Веры прихожу к ней в гости. Когда я врываюсь в квартиру, то первым делом бегу в ванную, чтобы очистить кожу с мылом. Это простая процедура всегда для меня обязательна, хотя я осознаю, что настоящую кровь не смоешь ни за что. И я по гроб своей жизни буду ходить в окровавленном виде, пусть этого никто не будет видеть. Но я чувствую нечто особенное в ритуале мытья рук. Чистоплотность от воспитания? Возможно. Поверхностное успокоение? Может быть. Вода – ключ к очищению не только тела, но и души. Если она, конечно, у человека есть.

Я направляюсь первым делом в ванную. Мне неважно, убрано здесь или нет, мне просто необходимо раковина. И вода, текущая из неё. Я включаю кран. Как только струя касается моих пальцев, приятная нега разливается по телу. Я стою так секунд 15, прикрыв глаза и забыв обо всём. Но только распахиваю их, взгляд бросается на стенку в ванной, где стоит несколько шампуней, гелей, масок и прочей ереси, в которой я не заинтересован. Но среди всего, что там есть, из-за бутылочки с жидкостью, выглядывает ещё один сосуд, только уже стеклянный. Я наклоняюсь, беру его в руки и вижу «Мартини». Самого алкоголя – на самом дне. Я тут же кладу его обратно. Стук по кафелю врезается в уши.

Вера возникает будто из ниоткуда:

– Какие-то проблемы?

Я спокойно разворачиваюсь, а перед глазами шприц, что спрятан в том же месте, но который я примечаю не сразу.

Вся квартира в приятных зелёных тонах напоминает мне цветущий сад, за которым усердно ухаживают. Мне удивительно, что по всем окнам расставлены цветы, домашние или декоративные растения, среди которых и розы, и каланхоэ, и большой фикус… Легкая небрежность на диване, в спальне, но при этом идеально чистый пол, как будто недавно вымытый. Ни одной пылинки на поверхности. Хотя и специально провожу пальцами, чтобы удостовериться – за квартирой ухаживают.

Перехожу на язык рук и спрашиваю прямо: «Тебя напрягает, что я немой? Ведь со мной невозможно поговорить».

– С тобой и не обязательно говорить. – Вера, забравшись на диван, раскидывает ноги в разные стороны и падает головой на синтепоновую подушку.

«Откуда ты знаешь язык жестов?»

– Отчим научил. Он работал с глухонемыми людьми. Кстати говоря, они всегда мне нравились больше, чем обычные.

Я замечаю её лесть, с помощью которой она хочет расположить меня к себе. Но я не поддаюсь – я знаю этот психологический прием. Всё это нужно для того, чтобы моё доверие возросло. На самом деле, Уокер отлично понимает, что то, что я увидел в ванной, подрывает всё, что мы с ней пытаемся построить. И осознает, что я без всяких выдумок испытываю настоящую неприязнь и даже ненависть к алкоголю и наркотикам. Если к первому я мог относиться более или менее нейтрально, то ко второму меня четкий принцип: не связываться с наркоманами.

– Будем молчать?

«Шуточки про немых?»

Женщина вспыхивает после моего замечания и вскакивает с места. Её рыжие локоны касаются моей груди, и Вера смотрит мне прямо в глаза. Я вижу расширенные зрачки – мне ясно, трезвый человек или нет. Взгляд смотрящего не на меня, а в пустоту. И отвратительный запах изо рта, оповещающий о перегаре.

«Что ты имеешь в виду?» – спрашиваю я.

– Какую роль играешь при моем брате? Шпион? Доносчик? Это он тебя ко мне подослал?

Её голос срывается в нервозности, скулы трясутся, и изгибается нервно нижняя губа.

– Скажи, – донимается упрямо, – он приказал тебе притвориться моим другом, верно? Чтобы ты следил за мной и рассказывал ему, где я, чем занимаюсь, какую пью дрянь или что колю себе в вены… Так?

Её щёки багровеют, а руки хватают мои локти. Самое главное в ситуации, когда человек на грани – самому не впадать в истеричное состояние. Поэтому ни одна мышца на моём лице не дёргается, и я ни на долю секунды даже не шевелюсь. Вера начинает требовать с меня ответа, крича прямо в лицо. И ясно видно, насколько она опустошена. От того, что каждый день доставляет самой себе мучение. От того, что на деле понимает о бессмысленности алкоголя. Что, на самом деле, он не расслабляет её. Он лишь отсрочивает ту боль, которую она старается приглушить. Ведь так или иначе это чувство возвращается.

Я заламываю руки Веры безболезненно и немного отталкиваю от себя, чтобы всё обошлось без повреждений. Ошарашенно женщина разворачивается, замахивается на меня рукой, но я вовремя хватаю её запястье и отбрасываю в сторону.

У неё нет больше сил бороться. А у меня нет чувств, чтобы я мог переживать из-за этого. Всё, что я делаю – разворачиваюсь и ухожу. К сожалению или к счастью, драмы не вписываются в мою жизнь. Поэтому нет смысла держать рядом тех, кто всегда ищет только этого.