Путь палача

– Ну ладно… Просто много кем можно стать. Например, биологом или географом… О, а самое замечательное – писателем! Замечательная вещь. Тогда бы ты смог тоже написать книгу о чём угодно, опираясь только на свои фантазии, знания и опыт.

Я опешил и некоторое время не втыкал, к чему она клонит. Она называла ещё странные слова, такие как историк, химик, физик, математик и многие другие, в понимании которых я тогда еще не разбирался.

– Ну так что? – спросила мать, всё также доброжелательно, но крайне заинтересованно к тому, что я на это скажу.

– Мама, а что это такое? У меня нет таких книг.

– Они у тебя будут. – Мать нетерпеливо подскочила с места и, подтолкнув меня в плечо, повела к столу, где лежали всякие бумаги, исписанные ручками или черными чернилами. Усадила за высокий стул, снесла со стола всё так, будто это мусор, и достала из шкафа стопку разноцветных книг, напугавших меня своей громоздкостью и весомостью. Как только они с грохотом прилетели на стол, я ощутил запах пыли. В носу засвербило, но аромат старого и затхлого влюбил меня в себя раз и навсегда.

– Теперь у тебя есть эти книги. Во всех них – знания, которые пока сложные для твоего маленького мозга, Стенни. Да-да, и не злись, что я тебя так называю. И не стоит негодовать из-за того, что большинство книг тебе сейчас ещё не пригодятся. Но вот загвоздка. Как же ты поймёшь книги, к которым еще нельзя прикоснуться? Подумай.

Она огорошила меня своим вопросом, что я растерялся:

– У тебя есть другие книги, которые я пойму?

– Может быть и есть. А может, нет… Вот как, скажи мне, человек может что-то понять? С чьей-то же помощью, я верно говорю?

Я озадачился.

– Я тот человек, который поможет тебе понять. Я твой учитель, понимаешь?

– Ты будешь меня учить?

Это был тот самый вопрос, которого она добивалась от меня все эти 5 минут. И остальные 30 она посвятила рассуждениями о том, что обучение – важный этап в моей жизни. Вспоминая сейчас, я практически дословно цитатами могу пересказать то, что она мне объясняла. Потому что её твердый голос что внушал уверенность и небывалое воодушевление, которое у меня бывало всегда, когда я брался за чтение новых книг. Новые знания. С помощью них я мог стать кем угодно. Понимание сложных названий профессий пришло ко мне намного позже. А сейчас у меня кружилась голова от нетерпения начать обучение прямо сейчас. Но мама не торопилась. Она готовила меня морально и даже физически, что даже после объяснений разрешила мне поесть печенье, от которых я заводился как моторчик.

И целый день носился по улице.

Спрашивается, зачем? Я понял это спустя годы, когда только стал осмысливать свою жизнь. В самом деле, это очередной трюк матери (а у неё были феноменальные умственные способности), чтобы я как следует выплеснул накопившуюся у себя внутри энергию, выдохся и успокоился. Она подцепила меня на этом спокойствии, взяла за ручку и повела к столу с заваленными учебниками. Мне стало нравится учиться. Действительно, нравилось все последующие дни. Прописи, чтение вслух, арифметика с палочками, я познавал в теории разнообразный мир животных, растений, особенности органов человека и еще многое другое.

Но всё это начало быстро надоедать. Если раньше я бездельничал и мог заниматься своими ребяческими делами, то тогда времени на это уделялось ещё меньше с приходом учёбы в мою жизнь. Как минимум, три часа в день точно уходило на задания, умные разговоры с мамой и истолкованию материалов из старых учебников.

Я уставал, и внимание моё рассеивалось.

Однажды я не выдержал. То был урок истории, нудный предмет, который давался мне с трудом. Мама неинтересно рассказывала материал. Скорее, рассказывала-то она интересно, только вот я особо не горел желанием слушать. Мне хотелось свободы. Не знаю, почему, но к ней меня тянуло всю жизнь. И я лопнул. Терпение моё разлетелось на кусочки. Бросив ручку, соскочил со стула и под охающие вздохи матери рванул на улицу, успев нацепить на себя только ботинки, уже изорванные и хлябающие.

Ветер долбанул в лицо. К чёрту, к чёрту… Выученное от папы слово так нужно было сейчас. O, небо. Оно раскинулось перед моим взором как простынь, приглашающая на себя лечь. Эти белые пушистики, плавающие надо мной, манили, чтобы я их погладил. И мне казалось: я трогаю их! Кончики пальцев чувствовали нежность, она разливалась по телу, опускалась в ноги, к ступням, что мне продолжало казаться: я лечу!

И я летел. Навстречу ветру, пыли, людям – всему миру. Летел навстречу своему собственному безумию и непониманию того, зачем всё это со мной происходит? Навстречу улыбкам, сверкающим глазам, клыкам, шерсти, воротам, дорогам, шпалам. Я думал, что летел навстречу всей Земле.