Путь палача

Иногда я ходил по бескрайнему полу и по пути мне встречались разные недоразумения в виде стульев, стола, тапок, мячей и игрушек. Я замечал, что мог пользоваться яркими вещами – конструктором или мелкими животными разных цветов. Однако у взрослых вещи в основном были тёмных цветов – скучных, но привлекательных для меня. Мне изначально не нравилась ни яркость, ни пёстрость. Мне думалось, что они полны опасности.

Пока я пересекал напольное пространство, по пути я мог залезть под стул и застрять там. Не по своей воле, конечно. Просто он засасывал меня. Ощущая запах дерева, я, как заворожённый, приближался к нему и обнимал.

И каждый раз меня ругали за моё безобразие.

Всё такое большое, а я – маленький. Особенно я мог потеряться на огромном раздвижном диване, куда с трудом залазил. Но только оказавшись там, я утопал в беспространстве и в безвременье. Соприкасаясь с мягкой поверхностью, я полз по дивану, и конечности мои ослабевали. Я полз, полз, казалось, долго. Я полз, и голова моя становилась неподъёмной, пока не соприкасалась с подушкой, и я не тонул в мгновенном сне. На долгое время.

Я не мог сопротивляться.

Сон сам меня съедал.

Диван действительно имел мягкий наполнитель, а я обожал на нём спать в любое время суток.

В тот год я многое познал из окружающего мира. Я познакомился с невероятными домашними запахами, что так манили к себе. Рагу из овощей. Краем уха слышал звук стучащего об доску ножа, и как овощи мгновенно смахивала мама в кастрюлю, а потом ставила на плиту. Особенно ярко мне запомнился запах картошки и лука. Далее всё это смешивалось в единый аромат овощного рагу, что издавал звуки и рычания, когда кипел. Сказать честно, меня манил он к себе, но я боялся. Казалось, что из кастрюли вот-вот вылезет чудовище и съест меня. Поэтому, пока мама находилась на кухне и готовила, я подглядывал из другой комнаты за тем, что она делает.

Потом рагу оказывалось в моей тарелке. Я залазил на большой стул и пододвигался к столу. Вглядываясь в размятые, будто разжёванные, помидоры, я долго не приступал к еде. Но в животике бурлило, и я уже не мог сдерживаться. Порция варёных овощей уже оказывалась внутри меня.

Съедало ли меня чудовище изнутри?

Помимо разных блюд, которые готовила моя мама, я впитывался в детстве не только этими запахами. Ещё одним судьбоносным для меня стал аромат опилок.

Когда я выбегал через злосчастную дверь, стараясь её не касаться, то оказывался в огромном мире. А себя ощущал маленькой крошкой, которую в любой момент может сдуть ветер. Я бежал скорее к отцу, что стоял возле пня и рубил дрова. И каждый раз, слыша стук топора, содрогался всем телом.

И впитывал запах опилок, дерева, смолы…

Я настолько ярко всё это помню даже сейчас, что, мне кажется, будто я купался в этих опилках всё своё детство. Я собирал их голыми руками, переносил в разные места, делая кучки. Иногда брал чашечки и бросал туда опилки, наливал воды и мешал палочками, делая густую консистенцию. Затем приносил маме, будто тоже приготовил блюдо. А она смеялась и говорила, чтобы я унёс это обратно на улицу. Правда, я и сам не пробовал, вкусно ли у меня получалось, но каждый раз от таких слов было обидно.

Всё же мать моя готовила великолепно, в отличие от меня. Я всё ещё до сих пор помню её невероятно вкусную выпечку. Слойки с маком! Как же я любил их есть, если мне позволяли. Сахар заводил меня, как моторчик, заставлял носиться по дому и сносить все стулья. Конечно, иногда меня за это шлёпали и отчитывали, но когда это меня останавливало?

Мама. Это слово накрепко засело в моей памяти. Какой же она была? Строгой? Нежной? Не знаю. Но она всегда была Мамой. Самой обычной. Просто моей. Иногда она брала меня к себе на руки, усаживалась на диван, а меня садилась себе на колени. Она вглядывалась в меня своими тёмными глазами долго-долго, и не отводила взгляда. Я тоже, раскрыв рот, осматривал её гладкую кожу на лице и, не выдерживая тишины, начинал хохотать. Следом смеялась и она тоже.

Я любил её. Любил смотреть на её милые щёчки. Клал свои ручонки ей на лицо и начинал их потихоньку сжимать и разжимать. Кожа её казалась мне мягче одеяла, я мог наслаждаться этим довольно долгое время, но, когда ей надоедало, она заваливала меня на диван и начинала щекотать.

Я смеялся, извивался и отталкивал её.

Но это было здорово.

Мама – женщина со светло-русыми волосами и карими глазами, уголки глаз немного вздёрнуты вверх. Это делало её немного моложе. С ними казалось, что она всегда весела и доброжелательна. Её брови тоненькие и ровные – такие, что делали её лицо ещё более детским и привлекательным. Чуть припухлые, вечно улыбающиеся губы – особенно выделялись на её лице. Ими она расцеловывала всего меня. И иногда я важно отталкивал её в сторону, делая вид, что устал от вечных чмоканий. Хотя в действительности мне это нравилось.

Кем была для меня мама?

Моим личным домашним транспортом. Часто она переносила меня то в одно место, то в другое. Такими были диван, стул за обеденным столом, кроватка, улица.