Путь пантеры

– Ничего подобного! Я скажу – она сама дала!

– Тебе никто не поверит.

Алехо ускорил темп. Кукарача добавил. Вот она уже близко. Черт, как близко! Сейчас он схватит ее за кофтенку! За это смуглое, голое сладкое плечо!

Он не заметил, как она опять исчезла.

«Свернула!

Куда?! В этот проулок?!

Или забежала в подъезд?!»

Шарил глазами по стенам домов. Жалюзи опущены. Все спят. Все двери закрыты. О черт, закрыты! Все!

– Где она?! – бешено, брызгая слюной, проорал он, обернувшись к Алехо.

Алехо, задыхаясь, потный, лоб блестел, как мокрый сморщенный авокадо, показал пальцем: там.

– Налево!

Все четверо повернули налево.

Гулкий топот по мостовой.

Подгулявший автобус вынырнул из-за угла. Шофер наведывался к милой и спешит загнать казенную машину в гараж, не то его утром ждет взбучка от начальства.

Пустой оранжевый аквариум автобуса плыл медленно, важно, перегородив дорогу.

Они, чертыхаясь, обежали автобус, глаза дергались как на ниточках – искали пропажу.

– Вон она!

Мигель взбросил руку. Рука прошила тьму, как молния, ударившая не с небес, а снизу, из-под земли. Черно-красная юбка моталась поодаль. За пальмами, за киоском, где днем продавали туристам дрянные сувениры.

– Лови ее!

– Эй, стой!

«Она сейчас устанет. Она уже устала. Еще немного. Изнурим ее. Сама на асфальт ляжет. Взвоет, пощады запросит».

Ноздри раздувались. Это была охота.

Он – охотник, она – добыча.

Это не Мехико. Это древняя сельва.

И она – зверь. И он – человек.

И он настигнет зверя и убьет его.

– Ты правда убьешь ее?

– Правда убью.

– Почему? Ведь она нравится тебе!

– Вот поэтому и убью.

Мигель бежал и думал: догоним – свяжем, на плечах домой притянем.

Он тоже думал о ней как о звере. Как зверя, ее чувствовал.

Алехо бежал и думал: догоним – все трое попользуемся! Вот потешимся!

А что потом?

Алехо старался не думать, что потом.

«Потом» не было. Было только «сейчас».

Федерико, всхлипывая: «Уф! Уф!» – бежал и думал: и чего несемся, надрываемся, и девку измучили, жалко девку, как она здорово у Алисии танцевала, а теперь танцевать у Алисии уже не будет.

Он старался не додумывать, почему – не будет.

Это было запрещено.

Потому что он, толстый и хромой, бежал, страдая, стараясь не отстать от товарищей, и задыхался, и не было сил думать сложные длинные мысли.

Кто-то, невидимый, бежал рядом.

За ними? Впереди них?

Они не могли бы сказать.

Потому что они не замечали того, кто рядом бежит.

А может, это ветер трогал крыши, и раскачивал незакрытые ставни, и гнул пальмы, и они отбрасывали гибкие, гиблые тени.

Пальмы гнулись и качались, как маятники, пальмы, старинные часы земли, они отсчитывают звездные секунды и планетные года.

Тень сопровождала их, возникала и пропадала.

Тень предавала их.

Кукарача дышал уже хрипло и тяжело. Дышал ей в спину.

Совсем рядом эта потная, мокрая под красной тканью, узкая спина. Локти мелькают. Как она до сих пор не задохнулась! Она что, стайер?

Ее ноги бегут, все еще бегут.

Наддать! Дожать!

Ты охотник, и добыча близко.

Она не уйдет от тебя!

Фелисидад слышала за собой это хриплое, будто вода булькала в легких, страшное дыханье.

Сейчас он догонит ее. И что?

«Это смерть», – сказала она себе.

И странный, нездешний голос прозвенел над ней медным, густым старым колоколом:

«СТАНЬ СМЕРТЬЮ ДЛЯ НИХ. СТАНЬ. ТЫ СМОЖЕШЬ».

Яркий синий свет зажегся перед глазами. Она не поняла, это уличный странный фонарь или это вспыхнул ее мозг, перед тем как изойти последним отчаяньем.

«СТАНЬ ЗВЕРЕМ. СТАНЬ. ТЫ ВЛАДЕЕШЬ СИЛОЙ. А ОНИ – НЕТ. БЫСТРЕЕ!»

Фелисидад встала резко, взмахнув руками над головой, чтобы не упасть, и сразу, мгновенно, повернулась лицом, грудью к бегущим парням.

Так, с поднятыми руками, она пошла на них.

Шла на них.

Шла.

Кукарача встал. Чуть не споткнулся. Ноги вросли в асфальт. Волосы поднялись дыбом, превратились в огромную костяную расческу, в дикий ирокез.

Федерико неловко зацепил ногой за ногу, пошатнулся и свалился. Упал, как шар, как пробитый мяч. Возил ногами и руками по мостовой.

Алехо и Мигель еще пробежали по инерции два, три шага. Остановились. Алехо присел на корточки. Ноги у него подкосились. Он присвистнул, и губы дрожали, еле сложились для свиста. Мигель заслонился рукой, как от вспышки света. Попятился.

– Драть мать вашу во все дырки, – прошептал он изумленно.

Прямо на них, застывших от ужаса, шла, медленно переступая черными бархатными лапами по мостовой, черная пантера.

– Ты! Не балуй…

Пантера и не собиралась веселиться. Она шла к ним царственно и серьезно, и все ее гибкое, изящное тело шелково переливалось сгибами черно-синей, как вороново крыло, шерсти с чуть заметным коричневым подпушком, словно говоря: стойте, стойте так, не шевелитесь, вы мои прекрасные, вы моя лучшая добыча.

– Кукарача, что это?!

Пронзительный крик Алехо разорвал Кукараче уши. Он зажал уши ладонями. Так, с прижатыми к ушам руками, и стоял, глядя, как медленно, важно подходит к нему его смерть.

Зачем смерть? Почему смерть?

Откуда здесь зверь?

– Из зоопарка сбежала, мать твою за ногу…

– Здесь что, зоопарк рядом?!

– А девка – где?!

Пантера сделала еще шаг.