Путь Пастуха (СИ)

И если всё пройдёт хорошо, Бхулак будет считаться прощённым богом, а Кау — благополучно принятым в стране предков. Конь же с почестями упокоится в степи, с приличными для усопшего вождя дарами, и над ним воздвигнут высокий курган.

Бхулак был рад, что не должен присутствовать хотя бы при приготовлениях к жертвоприношению. Вместо этого он поспешил в лагерь — к Ави.

У повозки вождя со встревоженным видом шушукалась кучка жрецов и лекарей-колдунов. При виде Бхулака они склонили головы.

— Мы вытащили копье, обработали рану, перевязали и наложили лубок, — тихо сказал ему старший жрец. — Теперь, если рана не загноится...

Бхулак и сам это знал.

— Как она сейчас? — резко спросил он.

— Очень слаба, — отвечал жрец. — Ей было больно, я напоил её маковым отваром. Пока сознание при ней, но скоро она заснёт.

Бхулак подошёл к повозке и отодвинул войлочный полог. Жрецы скромно отошли на несколько шагов назад.

Ави выглядела лучше, чем он опасался. Конечно, лицо было очень бледным и совершенно измученным от боли, но ощущения смерти от женщины не исходило. Бхулак слишком часто сталкивался с этим гнетущим чувством рядом с умирающими и ошибиться не мог.

Её глаза были закрыты, но он почувствовал, что она не спит.

— Ави, — негромко позвал он.

— Всё хорошо, — ответила она, не открывая глаз. — Мне было очень больно, но теперь хорошо.

Голос был еле слышен.

— Хорошо, — ответил он, — отдыхай, моя радость.

— Великая... Мать, — снова заговорила она. — Я молилась ей.

— Я знаю.

— Погоди... Я просила её... чтобы она забрала мою жизнь за твою, чтобы я умерла, но тебе бы... всё удалось...

— Ави!..

— Она... она ответила мне... и послала дождь. И я жива. Видишь, Бхулак, она любит тебя, хоть ты и отвернулся от неё... Ты должен... должен сделать ещё...

— Спи, Ави, — вновь проговорил он. — Тебе надо отдохнуть.

Но она и так уже спала.

Бхулак тихо отошёл от кибитки. Слова жены беспокоили его. «Великая Мать любит тебя»... Почему? И что ещё он должен сделать?.. Впрочем, Ави была ранена и наверное, бредила.

Хотя... дождь ведь и правда хлынул в нужный момент, и послал его не Поводырь...

Да какая разница, кто это сделал, если Ави жива!

А ведь она предлагала свою жизнь за его. Только вот кому?..

Но все эти тревожащие мысли сразу покинули его, когда со стороны площадки с идолом раздались визгливые трели флейт и дробные звуки бубнов, заглушаемые порой надрывным ржанием его жеребца, на которое тревожно отзывались кобылицы из загона. Началось!

Бхулак развернулся и быстро зашагал к месту жертвоприношения, где столпились все приехавшие на совет ореи, стоявшие в благоговейном молчании, пока трое молодых жрецов пытались совладать с конём. Это было трудно — жеребец отчаянно вырывался, чуя, что приходит его конец, его ржание всё больше походило на крик гибнущего человека. Но парни были опытны в таких делах, и вскоре голова коня коснулась земли перед идолом, а жрецы навалились сверху и держали зверя.

Квен уже некоторое время нараспев говорил священные слова, а теперь взялся за длинную рукоять топора.

Сейчас!

Бхулак с трудом выдерживал это зрелище, но заставлял себя стоять и смотреть. И вдруг, словно озарение, в нём расцвела мысль — безумная и великолепная. Собственно, сама идея была не новой и давно уже привлекала его, но до сих пор он был уверен, что сотворить такое невозможно. Однако здесь, на месте казни прекрасного животного, осознал, что — возможно! И что он сделает это — прямо сейчас.

Он растолкал стоящих у площадки людей и в один миг оказался рядом с удерживаемым конём, сел на него верхом и закричал жрецам страшным голосом:

— Прочь!!

От неожиданности те отскочили в разные стороны, а освобождённый конь распрямился, подобно согнутому молодому дереву, когда его отпускаешь, и понёсся, не разбирая пути.

Ореи в один голос издали вопль, в котором ужас мешался с изумлением и даже восторгом. Но Бхулак больше не слышал людских голосов. Он перешёл в иное измерение — вокруг него ничего не осталось, кроме свистящего ветра и сгущающейся тьмы наступающей ночи. А все его силы сосредоточились на том, чтобы усидеть на обезумевшем жеребце.

Раньше Бхулак просто не понимал! Он не мог себе представить, что это такое — пытаться удержаться не спине могучего животного, которое полно решимости тебя сбросить. Изо всех сил сжимая ногами бока коня и судорожно вцепившись в его торчащую дыбом жёсткую гриву с вплетёнными в неё украшениями, он отчаянно пытался не дать отправить своё тело в полёт. А конь удваивал усилия — на ходу он брыкался, приседал, подпрыгивал, пытался даже укусить всадника.

Вообще-то, Бхулак всегда с ним ладил — часто подходил к нему, говорил что-то, угощал лакомствами. В загоне конь спокойно подпускал его к себе и позволял класть на него руки, а потом и похлопывать, и почёсывать шею. Бхулак стал даже особо именовать его: Гхвер, что и обозначало сильного зверя. И иной раз человеку казалось, что жеребец принял это имя и отзывается на него.