Так как мое знание испанского было нулевым, общение ограничивалось окружением англоязычных хиппи, чей внешний вид и манеры ошибочно выдавались за атрибутику контркультуры. Наблюдая за ними, я думал о том, как легко упасть из одной крайности в другую, пытаясь избежать ту или иную социально-культурную модель поведения и образа мышления. Наивным было бы считать, что нестандартный внешний вид приближал человека к истине. Хиппи 60-х годов в Америке, например, были людьми высокой морали. Их идеология не ограничивалась стилем одежды и манерой поведения. Это был философский взгляд на жизнь. Приоритет его в свободе личности и самовыражения в эпоху материализма. Джон Леннон, советовавший заниматься любовью, а не войной, был одним из таких громких голосов. Новые же поколения хиппи, за которыми я наблюдал в Перу, не стремились к лучшему миру для всех, о чем говорили в 60-х. Как мне казалось, большинству из них было безразлично, что происходит на глобальном уровне, для них мир замыкался в себе. Но внешний вид был не так страшен, как психологическая начинка, от которой, как от падали, несло нигилизмом.
От этого я подустал еще в Америке, где исковерканная идеология древнего учения Адвайты стала модной в псевдоэзотерических кругах. В этом учении о недвойственности мира меня поражало отсутствие фундаментального понятия о добре и зле, без которого нравственной стороне человека опереться было не на что. Учение также гласило о том, что мы уже являемся всем, чего ищем. Такое учение особенно привлекало бывших последователей Четвертого Пути, изнуренных неустанной работой над собой. После долгих лет такой работы, разочаровавшись в результатах, человек уставал и старался примкнуть хоть к какому-нибудь духовному пути, с радостью принимал новое учение, ничего от него не требовавшее.
Идея о том, что мы уже являемся всем и никаких усилий делать не надо, только частично правдива. Ведь наша целостность пребывает только в нашем потенциале, который все же необходимо реализовать. Это походит на зерно, где генетически заложено дерево, но ему все равно нужны земля, вода и солнце для реализации себя и своего потенциала. Без этого оно останется только зерном.
У Четвертого Пути есть идея о том, что «высшие центры» (органы высшего восприятия) в человеке уже сформированы, но связь с ними отсутствует из-за дисбаланса в низших. Работа, по сути, заключалась в том, чтобы низшие центры человека привести в порядок. В своей аллегории Георгий Гурджиев человека сравнивал с домом, в котором в отсутствие хозяина (высшего Я) царил хаос: конюх работал на кухне, а повар следил за конюшней и так далее. Он говорил о том, что к появлению «хозяина» дом необходимо привести в порядок, где каждый занимается своим делом, другими словами, чтоб голова думала, сердце чувствовало, а руки делали. Для этого в школе Четвертого Пути предлагался метод самонаблюдения и самовоспоминания, в процессе которых человек начинал себя лучше видеть и узнавать, тем самым наводя внутри себя порядок, готовя свой дом к «приезду хозяина». Все оно хорошо, за исключением того, что хозяин так и не появлялся.
Причина этому, как мне казалось, была не в людях, искренне и усердно работавших над собой. Скорее, она заключалась в системе, где отсутствовал прямой опыт переживания высших состояний сознания, о котором в Четвертом Пути говорится, но к которому не приводят. Без него продвижение походило на перемещение из «угла в угол одной комнаты, при этом думая, что человек поднимался этажом вверх». Вместо понимания у него росло самомнение. Он ставил себя выше других, чувствуя себя особенным. Без прямого переживания высших состояний сознания работа человека протекала только на психологическом уровне, с постепенно отсыхавшим чувством чудесного.
Для меня очевидно, что сам Г. Гурджиев обладал неким знанием и определенной психической силой, но по каким-то причинам пути к нему не раскрыл. Возможно, люди в то время к этому не были готовы, возможно, он преследовал и другие цели. Отсутствие прямого переживания высших состояний сознания в системе Четвертого Пути является утерянным звеном, локомотивом, без которого груженые психологическим грузом вагоны оставались стоять неподвижными.
Очевидно, что вновь адаптированное учение о недвойственности мира дарило людям некую свободу или, скорее, отдых от постоянных усилий. Однако при анализе нового мышления картина выглядела немного иначе. Эта свобода была мнимой, ведь, по сути, она освобождала не только от усилий, но и от поиска себя, тормозила внутреннюю работу человека, ведущую его к свободе. Ведь не бывает свободы без усилий – даже птицы должны махать крыльями, чтобы летать. Внутренний рост человека, которому способствуют понимание и осмысление мира, приостанавливался и вовсе замирал в иллюзии «прибытия».