Но после-послезавтра, когда модернизация начнется не по-хорошему, так по-плохому, когда мы начнем восстанавливать свою страну, возвращаясь от либеральных реформ к нормальности, – одним международным скандалом будет больше. Потому что нам придется отменять договоренности по ВТО. Если не придется, значит, вместо цивилизованных мер защиты рынка мы получим девальвацию, не обоснованную ни с какой другой точки зрения, и дополнительную коррупцию, которая ударит не только по нашим карманам, но и по душам тоже.
Думая об экономической политике, нельзя забывать, что ВТО – всего лишь инструмент, которым транснациональные корпорации взламывали и обеспечивали для себя внешние рынки. Сейчас, в условиях экономической депрессии, действительно наступает эпоха протекционизма. Но не отдельных стран, а целых макрорегионов.
Есть у вас 500 миллионов человек населения – вы макрорегион. Россия может обеспечить свою целостность, сохранение глобальной конкурентоспособности только за счет технологического рывка. В этом отношении Путин и Медведев абсолютно правы. Просто о технологическом рывке недостаточно говорить: его нужно еще и делать. Если мы осуществим этот рывок, то с нашим потенциальным рынком емкостью, если считать со странами СНГ, около 200 млн человек, мы сможем оказаться равными обычным рынкам с емкостью 500 млн. Наша задача – увеличить качество используемых технологий так, чтобы качеством использующего их населения компенсировать его количество, недостающее нам до возможности стать самостоятельным макрорегионом, самостоятельным субъектом глобальной конкуренции.
Другими макрорегионами будут Большой Китай со значительной частью Юго-Восточной Азии, НАФТА (США – Канада – Мексика), Евросоюз – и, вероятно, некоторые другие.
Мы можем стать макрорегионом, но в рамках ВТО это будет значительно труднее, чем в рамках Единого экономического пространства. Именно поэтому – и прежде всего поэтому – Запад действительно может сейчас пустить Россию в ВТО.
Впрочем, скорее всего, этого не произойдет: развитые страны слишком озабочены судьбой своих собственных интеграционных структур – в первую очередь Евросоюза. В ближайшие годы им может просто оказаться не до России и даже не до ВТО, ибо задача сохранения Евросоюза по мере своего обострения способна полностью затмить и вытеснить из западного управленческого сознания задачу расширения ВТО.
Исчерпание евроинтеграции: перед прыжком проверьте, есть ли вода в бассейне
В России практически отсутствует спокойный и взвешенный анализ евроинтеграции: обычно мы имеем ознакомительное описание передового европейского опыта (с отдельными, временными, кое-где еще имеющимися недостатками), либо, как противовес, – жесткие нападки со смакованием неудач. В одном случае беспристрастный анализ воспринимается как кощунство, в другом – как потакание стратегическому конкуренту. И то и другое идеологизировано и политизировано, что мешает анализу.
Между тем необходимо широкое и беспристрастное изучение европейского опыта последних 20 лет, чтобы выяснить, что получилось, какие надежды и почему не оправдались. Надеюсь, сегодня мы начинаем эту работу.
После символического падения Берлинской стены прошло более двадцати лет. Более половины времени, которое Моисей, по библейской легенде, водил евреев по пустыне, – достойный срок для подведения хотя бы предварительных итогов. Значительная часть надежд на «возвращение Восточной Европы в Европу» не оправдалась – и пора понимать, почему. С другой стороны, все надежды двадцатилетней давности, которые могли реализоваться, уже воплощены в жизнь – и нам, как соседям не только в географическом и хозяйственном, но и в культурном смысле, важно понимать, что произойдет дальше.
Наши проблемы значительно глубже европейских, но Европа, как обычно, будет оказывать сильнейшее влияние на пути их развития и решения.
России это нужно не только потому, что Евросоюз, наряду с США и Китаем, – один из трех мировых «центров силы» и наш крупнейший торговый партнер. Но нам важнее, чтобы с ним было чем торговать (а сейчас грузоперевозки переориентируются на занятую работой, а не нравоучениями Юго-Восточную Азию). Нам важно понимать, будет ли неприязнь к России оставаться в Восточной Европе ключевым критерием демократизма и будет ли Польша считать себя, когда ей придется выбирать, 27-м членом Евросоюза или 51-м штатом США[16]
.