Путь русского офицера

Тем не менее только 23 июля Австрия предъявила Сербии ультиматум — вызывающий, оскорбительный, произведший повсюду, за исключением Берлина, ошеломляющее впечатление своим возмутительным содержанием. Ультиматум, для выполнения которого давалось 48 часов, требовал, между прочим, немедленного исключения со службы всех сербских офицеров и чиновников, имена которых укажет австро-венгерское правительство, «как ведущих пропаганду против Австрии»; пункт 5-й требовал учреждения в самой Сербии «австро-венгерских органов для сотрудничества в подавлении революционных движений против Монархии» (Австро-Венгрии); пункт 6-й — «допущения австрийских чиновников к производству следствия, на сербской территории». И т. д.

Сербия приняла с небольшими оговорками восемь пунктов австрийских требований и только от 6-го отказалась. Ответ ее произвел всюду большое впечатление своей крайней умеренностью и уступчивостью, и даже Вильгельм сделал пометку на докладе министерства:

«Большой моральный успех Вены. Но он исключает всякий повод к войне».

Вот о чем больше всего заботился Берлин — о приличном поводе. Война уже была предрешена…

Получив сербский ответ, австро-венгерская миссия, даже не запрашивая свое министерство, покинула Белград.

Итак, разрыв…

В ближайшие семь дней пришли в действие все силы, все тайные и явные пружины, все закулисные и дипломатические влияния.

Россия делала ряд попыток непосредственными сношениями с Австрией склонить ее к возобновлению переговоров на базе сербского ответа, но встречала категорический отказ. И все дальнейшие попытки нашего министерства были также безуспешны, ибо, как мы знаем теперь, австрийский посол в Петербурге граф Сапари имел секретные инструкции Берхтольда — «вести разговоры ни к чему не обязывающие, отделываясь общими местами»…

Англия, поддержанная Францией и Италией, предлагала Берлину и Вене передать конфликт на обсуждение конференции четырех великих держав. Отказ. А граф Сечени из Берлина телеграфирует в Вену:

«Нам советуют выступить немедленно, чтобы поставить мир перед свершившимся фактом».

Сербский королевич-регент Александр обратился к русскому императору с просьбой о помощи, вручая в его руки судьбу своей страны. Государь ответил (9 августа):

«…Пока остается хоть малейшая надежда на избежание кровопролития, все мои усилия будут направлены к этой цели. Если же… мы ее не достигнем, Ваше Высочество, можете быть уверены, что Россия ни в коем случае не останется равнодушной к участи Сербии».

Но надежд уже больше не было…

27 июля английский министр Грей повторил свое предложение, прося Берлин воздействовать на Австрию. Бетман-Голвег телеграфировал по этому поводу, венскому правительству:

«Отказываясь от всякого мирного предложения, мы станем в глазах внешнего мира виновниками войны. Это сделает невозможным наше положение и внутри страны, где мы должны считаться противниками войны».

Эта официальная телеграмма сопровождена была другой — графа Сечени:

«Германское правительство уверяет самым категорическим образом, что оно совершенно не согласно с предложением (Грея), что оно категорически против него и переслало переписку только для отбытия номера».

Кто сказал — «невыносимое лицемерие»?..

При таких обстоятельствах Австро-Венгрия, отвергнув и русское, и английское предложения, 28 июля объявила Сербии войну.

* * *

Сущность взаимоотношений и договоров, связывающих заинтересованные державы в разразившемся конфликте, можно вкратце определить так:

1) Германия, одобряя нападение Австро-Венгрии на Сербию, выступит против России, если последняя заступится за Сербию.

2) Франция выступит на стороне России, если последняя, заступившись за Сербию, подвергнется нападению Германии.

Гораздо менее определенной была позиция Англии.

Того слова, которого в течение многих дней добивались от Англии Сазонов и Пуанкаре — официального заявления о солидарности с ними, — слова, которое ясно и, главное, своевременно сказанное, могло бы еще остановить австро-германское безумие, все еще сказано не было…