Путь Самки

Ирина сидела за Священным Столом, некогда принадлежавшим матриарху нашего трансперсонализма Татьяне Исаевне Фельдман. С этим столом у меня были связаны достаточно неприятные ассоциации. В прошлом столы в институте были дефицитом; это теперь на работу, «в присутствие», мало кто ходит даже в присутственные дни, а когда-то по понедельникам и средам все сидели за столами как миленькие. Так вот, сотрудников было много, а столов мало, и места для столов тоже было немного: даже великокняжеские дворцы не резиновые. Проблема стола актуализировалась для меня в первый же день моей работы в институте. Как сейчас помню: это было 8 января 1992 года – в этот год либерализации цен на работу ходить еще не успели разучиться, и мне надо было где-то сидеть. Константин Иванович вспомнил, что имеется стол Татьяны Исаевны, которая по причине преклонных лет и далеко не идеального здоровья в институте практически не появлялась. Он позвонил ей, и Татьяна Исаевна вполне любезно разрешила мне сидеть за ее столом в ее отсутствие. Я спокойно пошел наверх. Однако не прошло и получаса, как Константин Иванович снова вызвал меня к себе и сообщил, что Татьяна Исаевна только что позвонила ему и устроила форменный скандал: она-де согласилась на то, чтобы я сидел за ее столом, только вследствие шока, что она не ожидала такого оскорбления, что ее уже не числят среди живых, что ей дают понять, что ее списали, и так далее и тому подобное. Естественно, после этого афронта о сидении за ее столом не могло быть и речи. Через год с небольшим Татьяна Исаевна почила в Бозе, но еще года два никто не осмеливался занять ее место за столом, пока наконец его не оккупировала Ирина – ученица и духовная наследница покойного мэтра. О высокочтимый стол! Иначе и не скажешь.

Ирина сидела за этим самым столом и что-то увлеченно писала. Она занималась довольно экзотической для нашего института темой – отражением личного трансперсонального опыта поэта в его творениях или даже трансперсональным опытом как действующей причиной – прошу прощения за схоластическую терминологию – или побудительным мотивом поэтического творчества. С невероятным трудолюбием – это когда компьютеров еще не было – она расписывала поэтические тексты, и ящики ее стола были забиты карточками поэтических частотных словарей. Она опубликовала несколько книг по своей теме (в основном британская поэзия – Кольридж и Уильям Блейк) и множество статей. Коллеги из «золотого фонда» поначалу пофыркивали: зелен-де виноград, но, ознакомившись с монографиями, поутихли. Последнее время у Ирины обнаружились и невероятные педагогические таланты: начав преподавать в университете для приработка, она так увлеклась, что превратилась в педагогическую звезду первой величины. Студенты обожали ее за безграничное желание возиться с их курсовыми и дипломами, а также за твердость и справедливость при оценке работ, деканат – за безотказность и готовность читать гораздо больше курсов, чем требовали нормы нагрузки. Вместе с тем Ирина отнюдь не была каким-то синим чулком и ученой дамой, которая не ученая и не дама, как морская свинка – не морская и не свинка. Она была вполне обаятельна, по-женски привлекательна и в хорошей компании – правда, когда была лет на десять помоложе – вполне могла станцевать канкан прямо на столе.

На звук открываемой двери Ирина подняла голову от книг и, узнав меня, помахала рукой.

Я подошел к ней и не без некоторого трепета сел на стул у краешка сакрального стола.

– Значит, в Гонконг едешь? Очень хорошо, расскажешь потом, ну и сделать кое-какие фото не забудь.

– Не забуду, не забуду. Как у тебя дела?

– Да ничего, нормально. Тут Димка опять двоек нахватал, а так ничего. Слушай, я тут такое нашла! Ты знаешь такого поэта – Йейтса?

– Нуда, знаю, нобелевский лауреат, кажется, 1923 года, борец за независимость Ирландии… А в чем, собственно, дело?

– Да вот, думаю статейку написать про его оккультные увлечения.

– A-а, да, как же: дружил с Мазерсом, одно время был даже президентом ложи «Золотой Рассвет», той самой, которую потом подмял под себя Алистер Кроули… Ты нашла что-нибудь свеженькое?

– Да еще какое! Ты знаешь, что он интересовался каббалой?

В груди появилось какое-то противное чувство и предчувствие чего-то нехорошего.

– Так это естественно. Раз уж тут Мазере замешан. А он ведь даже перевел на английский «Каббалу без покровов» Кнорра фон Розенрота.

– Но это далеко не все, ох как далеко! Представь себе, Йейтс одно время учился каббале у одного лондонского раввина, который был учеником учеников, а может, даже потомком знаменитого саббатианца и каббалиста-католика Якова Франка! Во как!

Мне показалось, что бомба дурных предчувствий взорвалась: уже даже Ирина про саббатианцев заговорила!

– Ну и что?