Путь Самки

Несколько лет тому назад один китаец в разговоре со мной назвал Гонконг «вэньхуадэ шамо» – «культурной пустыней». Теперь я уверен, что это сильное преувеличение. Конечно, святая святых Гонконга – бизнес, и биржа – храм его. Но вместе с тем не может быть культурной пустыней город, в котором есть такие замечательные концертные залы с такой прекрасной акустикой и отличным современным дизайном. Как и следовало ожидать, оргкомитет конференции решил угостить нас «Мессией» Генделя, великой ораторией, которую я всегда любил. Поэтому я весь растворился в звуках музыки, и все, кроме нее, для меня исчезло, пока хор не запел: «And Не shall purify the sons of Levi’» («ве ти-хар эт беней Леви», для себя сразу же перевел я на иврит это речение древнего пророка— «И он очистит сынов Левия»). Тут вдруг внезапно в моем мозгу возник изрядно поблекший облик московского Андрея Королева, а в ушах зазвучал его голос, что-то говорящий о Саб-батае Цеви и светоносных драконах. Одновременно возникло сильнейшее желание позвонить ему, вот прямо сразу сейчас, из Гонконга, из холла концертного зала. Я подавил это желание и остался сидеть в кресле, но наслаждение музыкой исчезло; я даже вообще почти перестал ее слушать. И только после того, как хор грянул грандиозное «Аллилуйя!» и весь зал поднялся на ноги, мне немного полегчало и желание звонить в Москву приутихло. Когда хор пропел «Атеп», я вышел в холл поразмять ноги, обнаружив заодно, что здесь уже полным ходом идет подготовка к завершающему фуршету. «Finis coronat opus – конец венчает дело», – подумалось мне.

На фуршете ко мне подошел старший нашей делегации Андрей Федорович Смоляков и пустился в воспоминания о Гонконге десятилетней давности, когда он еще пребывал под британской короной. Впрочем, оказалось, что изменений в Гонконге с 1997 года, то есть со времени возвращения в лоно родины, произошло на редкость мало и свелись они в основном к тому, что с главпочтамта исчез портрет королевы, а в городе висят уже не британские, а по большей части гонконгские флаги с хризантемой (красные со звездами каэнэровские тоже еще поискать надо). В результате Гонконг стал производить впечатление некоего порто-франко, вольного города. Ну и на мандаринском диалекте – стандартном китайском языке путунхуа – стало говорить немного больше людей; до этого же говорили только по-кантонски (с английским ситуация тоже была не идеальной). Потом к нам подошла группа континентальных китайцев и завела разговор о том, что при всей дружбе между народами России и Китая академические контакты между нашими странами практически сошли на нет и что хорошо было бы их оживить. Мы со Смоляковым согласились, что здорово было бы оживить и что торговля оружием и строительство электростанций отнюдь не должны быть единственным выражением нашей дружбы, но, увы, у нашей достославной Академии нет средств и т. д. и т. п. Китайцы поулыбались, поулыбались и двинулись дальше – знакомиться с южнокорейской делегацией.

Следующий день был однообразен и тосклив, как и все дни перед отъездом: официальное закрытие конференции, благодарности и обмены визитками и бумажками с адресами, имейлами и телефонами, поход за сувенирами и по особо полюбившимся местам, сбор чемоданов и беспокойный сон перед дальней дорогой.

Утром, когда я еще не успел даже умыться, мою комнату заполнили своим багажом дорогие коллеги и соотечественники: самолет у нас только вечером, расчетный час в гостинице – полдень, и вот администрация нашего «Чартера» любезно предоставила всей нашей братии для размещения багажа между полуднем и вечером именно мой номер, спасибо ей огромное. В конце концов мы погрузились на рейсовый автобус, идущий в аэропорт, зарегистрировались, заплатили аэропортный сбор – целых 150 гонконгских долларов! – и благополучно отбыли из Гонконга рейсом «Ал-Италии». На этот раз оргкомитет решил сделать наш полет еще более увлекательным: из Гонконга мы летели в Рим, из Рима в Вену и оттуда уже в Питер или Москву – кому куда надо. Из всего этого полета мне запомнились только вершины Альп под крылом нашего самолета, под ним – под крылом, разумеется, – Монблан, как грань алмаза, и прочее в том же духе. Но действительно впечатляюще. В Питере нас со Львом Петровичем встретила прохладная пасмурная погода (о сколь сладостна она после гонконгского жара!) и, слава всем богам, отсутствие каких-либо новостей (я всегда соглашался с англичанами в том, что no news good news[8]). Поговорив с женой о гонконгских диковинах и одарив ее скромными сувенирами, я спотыкающейся походкой направился в объятия Морфея – единственная форма нетрадиционных сексуальных отношений, которой я отдавал дань. Завтра, увы, не отдохнуть – завтра надо в институт: присутственный день-с!

Если же вам интересно узнать, что произошло потом, прочтите следующую главу.

Интерлюдия четвертая